Академические наука и образование в истории советской архитектуры (1933-1963)

В марте 2007 года РААСН отметила 15-летие со дня своего образования. В статье рассматриваются ключевые моменты истории двух академий – предшественниц РААСН: Всесоюзной академии архитектуры (впоследствии Академии архитектуры СССР) и Академии строительства и архитектуры СССР. В приложении даны основные документы, связанные с образованием и ликвидацией ВАА (АА СССР) и АСиА СССР.

Сокращенный вариант текста статьи опубликован в книге: 
Российская академия архитектуры и строительных наук. Альбом творческих работ членов академии и советников 2001-2006 гг., посвященный 15-летию РААСН. - М.: 2007

д. арх. Ю.Л. Косенкова 
искусствовед Т.Н. Самохина

Приложение: документы и материалы - скачать (.doc)

Вот уже 15 лет, как в стране, вступившей в новую эпоху своего развития, создана Российская академия архитектуры и строительных наук. Не случайно новые задачи, поставленные перед государством, потребовали возрождения независимого координирующего центра научной и творческой мысли в области архитектуры и строительства, способного предлагать непредвзятые суждения и самостоятельно вырабатывать концепции профессиональной деятельности в эпоху глубоких социальных реформ.

Представляется, что именно в этом состоит содержание преемственности – тонкой, но все же весьма прочной нити, протянувшейся из 30-40-х годов прошлого века в день сегодняшний. Эта преемственная связь сохранилась несмотря на тридцатилетний разрыв, когда в стране отсутствовала академическая архитектурная наука.

В начале 1930-х годов, когда создавалась Академия архитектуры, советское общество переживало серьезный и отнюдь не радужный по своим социальным последствиям поворот. После эпохи экспериментов наступала пора «восстановления порядка», стабилизации и иерархизации разбитого государственного организма, внедрения в общественное сознание таких ценностей как дисциплина, власть, законопослушание, патриотизм.

Глубокие изменения происходили в советской культуре и науке. Тезис о «классовой науке», выдвинутый в первые послереволюционные годы, был несовместим с национальной обособленностью и предполагал единство прогрессивной мировой науки. Образ «новой» науки, противопоставляемой «старой» буржуазной науке, был тесно связан с ожиданием близкого технологического чуда.

По мере изменения социальной и политической ситуации к началу 1930-х годов все более несостоятельными оказывались надежды на уникальные возможности, открываемые социализмом перед наукой, благодаря которым жизнь впервые может быть устроена на строго научных основаниях. Буржуазной науке начинает противопоставляться наука советская, которой так же, как и искусству, предписывается акцентировать роль традиций. В науке, также как в архитектуре, и в других областях культуры в это время идет пересмотр понятия «новаторства». Все более явным становится противопоставление советской науки, наследницы и носительницы прогрессивных мировых традиций, и зарубежной науки, основанной на бездуховности различного рода технологических «новшеств». Термин «буржуазная наука» приобретает в конце концов значение, прямо противоположное тому, которое вкладывалось в него на рубеже1920-30-х годов. В 1930-40-е годы «буржуазность» означает, прежде всего, отклонение от традиций, распад и разложение культуры.

Между «архитектурным» и «инженерным» способами организации города в это время пролегала граница, которая, по представлениям тех лет, разделяла советскую и зарубежную архитектуру. Сознание исключительности своего пути приводило ко все более углублявшемуся изоляционизму и нежеланию солидаризироваться с западной культурой даже на базе научно-технического прогресса (1).

Первый съезд Союза советских архитекторов, состоявшийся в 1937 г., оказался вполне на уровне общих тенденций, осудив различные «новшества», которые пытались ввести «лжеученые, орудовавшие на теоретическом фронте» - т.е. люди, пытавшиеся развивать научные подходы к организации города. Главная же задача, сформулированная в докладе возглавлявшего Союз К.С.Алабяна, состояла в том, что «все живые творческие силы планировочного фронта должны овладеть принципом социалистического реализма», что означало «идейную вооруженность, расширение политического кругозора и глубокое осознание социалистической действительности» (2).

Идеальный город социалистической эпохи все более стал представляться как единый ансамбль, законченное в своем совершенстве художественное целое, утверждающее идеи социальной гармонии и экономического процветания через архитектурно-художественные образы. Это требовало, в свою очередь, выработки понятных массовому сознанию профессиональных средств, использующих художественный язык классического архитектурного наследия в качестве своеобразного символа приобщенности советского зодчества к традициям мировой культуры.

Между тем реальное строительство приобретало все больший размах. Создавались новые промышленные города, быстро росло городское население, нуждавшееся не только в жилище, но и в общественных сооружениях. Воплощение в жизнь генерального плана реконструкции Москвы, разработка которого началась в 1931 году, предполагало новую, столичного размаха застройку улиц, художественное решение даже таких сугубо функциональных, но вместе с тем общественно важных сооружений, как станции нового в Советском Союзе вида транспорта — метрополитена, как мосты и набережные Москвы-реки.

В то же время четыре тура конкурса на Дворец Советов показали, что. несмотря на наличие архитекторов, обладавших высоким уровнем профессионального мастерства, основная их масса довольно беспомощна в вопросах композиции и формообразования.

В этой сложной социокультурной ситуации новое поколение архитекторов, выросшее при советской власти и воспитанное авангардом, мало соответствовало новым задачам. Необходимо было, и как можно скорее, овладевать языком классики, совершенствовать свое художественное мастерство. Требования, предъявляемые архитектору на новом этапе, вступали в противоречие с его профессиональной подготовкой в вузах 1920-х гг., а также в стенах Архитектурно-строительного (АСИ -1930 г.), а затем Архитектурно-конструкторского (АКИ - 1932 г.). входивших в ведомственную систему Наркомата тяжелой промышленности (НКТП) и выпускавших инженеров-архитекторов, «не обладающих необходимыми архитектору художественными знаниями» и обнаруживающими «полную беспомощность в проблемах архитектурного творчества, в важнейших вопросах архитектурного наследия» (3).

В это время были предприняты определенные шаги по перестройке архитектурного образования, но ждать было некогда – нужно было переучивать уже сложившихся, практикующих архитекторов – задача ставилась, по сути, беспрецедентная, требовавшая особых организационных форм.

В поисках новых форм подготовки архитектурных кадров

К началу II пятилетки решение проблемы кадров, а, следовательно, и образования, вступило в новую фазу: число специалистов, окончивших вузы и втузы, достигло 216 тыс. в 1932 г., против 57 тыс. в 1929 г (4). Но качество образования в разных сферах народного хозяйства оставляло желать лучшего. Интенсивные процессы индустриализации требовали более высокого уровня подготовки специалистов. Поэтому значительное развитие получили в эти годы различные формы повышения квалификации, в том числе специализированные академии (инженерная, транспортная и др.), аспирантуры при вузах и втузах, целью которых было «пополнение не только профессорско-преподавательского состава, но и рядов исследователей науки».

Задачи подготовки «высококвалифицированных специалистов», «мастеров», охватывали и области литературы, искусства, архитектуры, тесно сплетаясь с процессом их творческой перестройки, изменением стилевой направленности. Широкий диапазон новаторских поисков уступал место стремлению к устойчивым, каноническим формам «художественного мастерства», опирающимся на традицию: начинался процесс «академизации» искусства. Профессионализм, мастерство в сфере искусства, в том числе и архитектуры, стали пониматься, прежде всего, как углубленное знание классического наследия, как овладение суммой устоявшихся художественных приемов.

В этих условиях закономерным стало возникновение учебно-научных центров, способствовавших подготовке и переподготовке специалистов (5) в духе новой направленности, и своей деятельностью регламентировавших ее дальнейшее развитие. Такому характеру деятельности полнее всего соответствовала форма комплексного или специализированного научного учреждения типа академии. Так, в октябре 1932 г. в Ленинграде была воссоздана Академия художеств, продолжившая деятельность упраздненной в 1918 году императорской Академии и готовившая архитекторов, художников и скульпторов. В феврале 1933 г. – создан Литературный институт им. М.Горького, в октябре 1933 г. - Всесоюзная академия архитектуры (ВАА) - как «высшее учебное и научно-исследовательское учреждение в области архитектуры» (6).

Здесь активную роль сыграл Союз советских архитекторов (ССА), ставший проводником новой творческой направленности. С первых дней своего существования (лето 1932 г.) ССА в рамках комиссии по архитектурному образованию (в составе К.С.Алабяна, Д.Е.Аркина. А.В. Власова, И.В.Жолтовского, М.В.Крюкова, Н.А.Ладовского) начал разработку конкурсных предложений по изменению структуры и программ архитектурных вузов, выступая, в первую очередь, за «усиление преподавания художественных дисциплин» и за «перевод вуза из ведения НКТП в ведение центральных правительственных органов» (7). Характерно, что уже летом 1932 г. на заседании комиссии был поставлен вопрос о необходимости, «помимо вуза, архитектурной академии для высшей подготовки особо квалифицированных архитекторов, состоящей при ЦИКе или СНК» (8).

С осени 1932 г. реорганизация архитектурного образования намечалась CCA в системе воссозданной Академии художеств, структуру которой было предложено рассмотреть творческим союзам. ССА внес предложение об Академии художеств, как о «не только высшем учебном заведении, но и учреждении, руководящем всей художественной жизнью в области пространственных искусств и ведущем научно-исследовательскую работу в этой области» (9). При Академии художеств предполагался архитектурный вуз или факультет с четырьмя отделениями на базе реорганизованного АКИ.

Эта «Академия трех искусств» (10) представлялась той необходимой «художественной средой» (11), которая могла превратить архитектурный вуз в «участок художественной культуры», готовящий специалистов ожидаемого «архитектурно-художественного профиля» (12). Удельный вес архитектуры в этой предполагаемой Академии, синтезирующей «силы изоискусства и архитектуры», планировался значительным: из 50 членов Совета Академии - 21 - ведущие зодчие, активные деятели различных творческих направлений (И.В.Жолтовский, А.В.Щусев, И.А.Фомин, А.А. и В.А. Веснины, Л.А.Ильин, И.А.Голосов, Н.А.Ладовский, Л.М.Лисицкий, В.С.Балихин, К.С.Мельников, И.И.Леонидов, М.Я.Гинзбург, Н.Я.Колли, К.С.Алабян и др.) (13). Однако проект предполагаемой Академии художеств остался неосуществленным.

Следующий этап в организации «авторитетного, руководящего всей архитектурой центра» (14) относится к осени 1933 г. К этому времени уже особенно четко выявился определяющий момент новой творческой направленности - проблема освоения классического наследия, обсуждению которой была посвящена первая конференция ССА в июле 1933 г. Широкая дискуссия, в которой приняли участие ведущие мастера архитектуры, выявила сложную картину различных точек зрения на проблему освоения наследия. Еще явственнее и резче выявилась и потребность в создании учебно-научного центра, неуклонно интенсифицирующего процесс творческой перестройки и переподготовки архитектурных кадров. Аналогичная деятельность, по существу, уже велась с осени 1932 г. в ССА в форме докладов и обсуждений (т.н. «декадники»); семинаров по классической архитектуре и в виде «систематической разработки проблем теории и истории архитектуры (проблема стиля в архитектурном наследии, изучение творчества отдельных крупных мастеров прошлого...») (15) в научно-исследовательских группах. Отмечалось, что Союз архитекторов не стремится «подменить собой научно-исследовательский институт или Академию, но должен приложить усилия к тому, чтобы вовлечь своих членов в углубленное изучение и всестороннее обсуждение целого ряда теоретических и практических вопросов архитектурного творчества» (16). Среди тем «декадников», помимо обсуждения практики («Новые московские дома», «Проблемы планировки городов» и др.) присутствовали и такие как «Египетская архитектура» (Н.И.Брунов), «Палладио» (И.В.Жолтовский), «Архитектура Средней Азии» (Б.П.Денике). После создания научных кабинетов ВАА эти научно-исследовательские группы естественно вошли в них со своими темами.

В августе 1933 г. ССА «по заданию директивных органов» разработал основные положения и объяснительную записку по «организации Архитектурной академии в Москве» (17). Таким образом, и по существу, и организационно, ССА подготовил рождение Академии архитектуры – «учреждения, не имеющего - по мнению будущего президента ВАА В.А.Веснина - образцов ни у нас, ни за границей» (18).

Согласно принятому 14 октября 1933 г. постановлению «Об архитектурном образовании» ВАА включала два основных подразделения – «институт аспирантуры из числа наиболее способных архитекторов, окончивших архитектурные вузы или отличившихся на архитектурной практике», и «научно-исследовательские кабинеты и подсобные учреждения» (19). Подчинение ВАА Президиуму ЦИК СССР, с одной стороны, подчеркивало ее значимость, а, с другой, предполагало достаточно независимую от ведомств программу деятельности. (Архитектурный вуз все еще оставался в ведении НКТП и подвергся лишь частичной реорганизации).

Для издания «научно-учебной литературы по архитектуре» при Академии было организовано специальное издательство. В структуру Академии входил также Музей архитектуры и центральная архитектурная библиотека.

Срок открытия Академии был установлен - 1 января 1934 г.

Согласно Постановлению, за Академией первоначально было закреплено здание б. Вдовьего дома на пл. Восстания. Однако позднее к этому помещению добавился дом № 30 на Спиридоновке. Предполагалось, что во Вдовьем доме разместятся - институт аспирантуры с мастерскими на 100 человек, с аудиториями, фундаментальной библиотекой, архитектурным музеем и выставкой. Дом же на Спиридоновке предназначался для научно-исследовательских кабинетов, лаборатории, подсобных мастерских и издательства (20).

Однако фактически Академия разместилась в доме №24 по Б.Дмитровке (постановлением Президиума ЦИК здание было демуниципализировано и передано Академии во временное пользование) (21).

Руководство Академии не было этим удовлетворено: здание оказалось мало для размещения всех подразделений. Первый ректор Академии М.В.Крюков в августе 1934 г. обратился в Президиум ЦИК с просьбой передать Академии дворец в Нескучном саду, здание б. Вдовьего дома (из ведомства Наркомздрава), а для «музея мировой архитектуры» при Академии - здание Книжной палаты на Новинском бульваре или б. дом Найденова («Высокие горы»). Завершалось письмо обоснованием необходимости «проектировать и строить новое специальное здание для Академии», которое должно вступить в строй в 1936 г. (22). (В дальнейшем Президиум ЦИК поддержал просьбу и обратился в Моссовет по поводу отведения участка для нового здания. М.В.Крюкову было поручено составление проекта и сметы строительства). Пока же Академия получила, помимо здания на Б.Дмитровке, ансамбль Донского монастыря для Музея и церковь на Ордынке для производственных мастерских (23).

27 ноября 1933 г. ЦИК СССР утвердил «Положение о Всесоюзной академии архитектуры» (24). В его разработке активное участие принимали М.В.Крюков, Г.М.Людвиг и зам. председателя Всесоюзного комитета по высшему техническому образованию (ВКВТО) - Ходоровский, входившие в специально образованную комиссию при Президиуме ЦИК.

В функции ВАА, помимо подготовки кадров, входили также оценка проектов «крупного значения и масштаба», и «непосредственная разработка проектов крупного значения», а также организация «всесоюзных и всемирных конкурсов на архитектурные проекты». Она имела право присваивать звание академика архитектуры «по представлению втузов, научных обществ и общественных организаций», устанавливать связь «с советскими и заграничными научно-исследовательскими учреждениями, архитектурными объединениями и архитектурными втузами», участвовать в выставках «на территории Союза и вне его пределов», отправлять учащихся и преподавателей в заграничные командировки.

Интересно отметить, что в двух проектах Положения Академию должен был возглавлять: в первом - президент, во втором - председатель, а в третьем, конечном, варианте - ректор, что явно подчеркивало приоритет учебного уклона Академии (25).

Вслед за принятием «Положения» о ВАА, в конце декабря 1933 г. и в начале января 1934 г. состоялись организационные совещания с участием «старых академиков» - А. Дмитриева, И.В.Жолтовского, И.А.Фомина, В.А. Щуко, А.В.Щусева, наметившие план работы новой Академии (26). Ближайшие задачи ВАА были определены как помощь «творческой перестройке советской архитектуры путем углубленного изучения и освещения таких узловых творческих проблем, как проблема единства художественных и технико-экономических элементов архитектурного произведения, проблема стиля социалистической архитектуры, конкретные вопросы критического усвоения архитектурного наследия, методология архитектурного проектирования» (27).

Организация учебного процесса

Роль института аспирантуры в созданной Академии была ведущей - именно он, этот институт, был призван выковать столь необходимые кадры мастеров-архитекторов. Если вычленить из Постановления ЦК ВКП(б) от 14 октября и из Положения о ВАА от 27 ноября 1933 г. те пункты, которые касаются учебного дела, то выявляется своего рода модель института аспирантуры – учреждения, не имевшего аналогов ни в отечественной, ни в зарубежной практике тех лет.

«ВАА имеет целью обеспечить высокий художественный и технический уровень новых сооружений и их комплексов… подготовки высококвалифицированных мастеров архитектуры из числа наиболее способных архитекторов, окончивших архитектурные вузы или выдвинувшихся на архитектурной практике… 
Вся учебная работа сосредоточена в институте аспирантуры… 
Профессура и ответственные руководители архитектурно-художественных мастерских приглашаются по всесоюзному конкурсу, объявленному Академией… 
Общий контингент аспирантов Академии устанавливается в 100 человек. Срок прохождения – 3 года. Аспиранты комплектуются по объявленному для них конкурсу… 
Успешно закончившим институт аспирантуры после защиты соответствующей диссертации или высокохудожественного проекта присваивается соответствующая ученая степень на основе действующего законодательства… 
Академия командирует лиц профессорско-преподавательского состава в научные и учебные заведения Советского Союза для научной работы в целях усовершенствования. В тех же целях лица профессорско-преподавательского состава могут быть командированы за границу» (28).

В начале 1934 г. был объявлен набор в аспирантуру ВАА, а в апреле-мае того же года состоялся первый конкурсный прием аспирантов на основной факультет института. Начиная с этого времени, жизнь стала вносить коррективы в идеальную модель института. Из 164 человек, подавших заявления, к испытаниям было допущено 99. По свидетельству первого декана института аспирантуры Г.М.Людвига, к испытанию были допущены только те архитекторы, «которые своими проектами, осуществленными заданиями и научными трудами сумели доказать, что их опыт и познания соответствуют уровню,… поставленному для поступающих» (29).

Задание состояло в следующем:

1. проектирование «на идею», сложного архитектурного содержания…, рассчитанное на 5-6 часов работы; 
2. акварель-натюрморт – 2 дня по 5-6 часов; 
3. рисунок с натуры и наброски с движущейся фигуры.

В одном из номеров журнала «Академиия архитектуры» представлен ряд проектных экзаменационных работ, получивших низкие и удовлетворительные оценки, и анализ Г.М.Людвигом итогов конкурсных испытаний. Отмечая невысокий уровень мастерства, дилетантизм и «литературщину» представленных проектов, он осуждает, прежде всего, «несовершенство архитектурного образования прошлых лет» и делает вывод о необходимости пересмотреть в корне систему образования.

В результате испытаний на первый курс института аспирантуры были зачислены 24 человека: П.А.Александров, В.С.Андреев, К.К.Бартошевич, Н.В.Белоусов, В.А.Веждаев, А.Г.Волков, А.И.Диденко, Г.А.Захаров, Б.А.Иванов, Н.Н.Звегильский, А.А.Кабанов, М.Я.Климентов, Л.К.Комарова, Л.В.Мелеги,, А.И.Попов-Шаман, М.Ф.Оленев, Г.А.Сутягин (впоследствии - Градов), П.Г.Стенюшин, И.П.Таранов, А.Д.Тарасенко, К.А.Трилисов, Р.А.Троцкий, Ю.Н.Шевердяев, Г.К.Яковлев.

Согласно постановлению «Об архитектурном образовании» почти одновременно с организацией института аспирантуры, в августе 1934 г., при ВАА был создан факультет архитектурного усовершенствования (ФАУ) Это была своего рода «заочная аспирантура», где значительная часть архитектурного актива Москвы в течение 2-3 лет без отрыва от производственной работы должна была усовершенствоваться в области истории архитектуры и искусства, художественного мастерства, строительного дела и т.п.

«Академическое архитектурное проектирование органически должно сливаться с проводимым каждым слушателем факультета крупной архитектурно-строительной работой, поднимая эту работу тем самым на высокую качественную ступень» (30). По существу, ФАУ должен был способствовать «перестройке на ходу» для крупных мастеров-архитекторов. Первый набор состоял из 18 человек, но закончили трехгодичный курс только 12 из них. Осенью 1934 г. институт аспирантуры и ФАУ начали свой первый учебный год. Для аспирантов была установлена стипендия 400 руб. в месяц (31). В учебных планах этого года ведущим предметом было намечено архитектурное проектирование. Были предусмотрены также клаузуры. На втором месте, как следует из объяснительной записки к учебному плану, стояли вспомогательные дисциплины, «благодаря которым аспиранты осваивают технику художественного выполнения» - рисунок, живопись, офорт и скульптура.

История искусств и история архитектуры, строительное дело и иностранные языки, а также факультативные занятия по философии, истории материальной культуры – также получили разработку в учебных планах. Программы учебных занятий создавались преподавателями соответствующих профилей – проф. И.В.Рыльским (проектирование), Д.Е.Аркиным (история архитектуры), А.Г.Габричевским (история искусств).

Проектирование (6 часов в неделю): его программа строилась по абстрактно-академическому принципу – от аспиранта требовались не самостоятельность и творческий поиск, а «углубленное освоение наследия прошлого и навык доведения проекта до последних деталей, которые в натуре определяют грань между архитектором и выдающимся мастером архитектуры» и далее «овладение масштабностью, чувством натуры, деталью и тонкостью нюансов».

Дипломная работа виделась как комплексная, определяющая степень мастерства аспиранта. Она должна была состоять: 1. из проекта; 2. сочинения на тему архитектуры (анализ творчества мастера, рецензия, самостоятельная работа); 3. офорта (композиция, декорация), акварели или рисунка.

Программа по курсу истории архитектуры предусматривала углубленное изучение «узловых тем», отражающих исторические «стилевые системы» (Колизей, Пантеон, термы, собор Нотр-Дам и Амьенский, Бернини и Борромини, русский классицизм) и проблем (ансамбль в архитектуре города, теоретики архитектуры Ренессанса, проблема дерева в развитии архитектуры, классическое наследие в истории архитектуры и т.п., проблем, требующих свободного владения материалом).

Наименее отвлеченно-академической по методике представляется программа по курсу истории искусств, который должен был дать аспирантам «перспективу эволюции художественной культуры в целом и помочь ориентироваться в таких сложных проблемах как преобладание или отставание разных искусств в разные эпохи. Изучение строения художественного образа в других искусствах должно укрепить теоретическую мысль молодого архитектора…»

Культурологический аспект цикла обогащался введением так называемого «проблематического цикла», задачей которого было – «ввести аспирантов в круг важнейших проблем теории других пространственных искусств».

Сложным оказался вопрос о преподавательских кадрах. В начале 1934 г. намечалось, что руководство архитектурным проектированием будет осуществляться В.А.Щуко, И.В.Жолтовским, А.В.Щусевым, И.А.Фоминым, И.А.Голосовым, А.А. и В.А.Весниными, М.Я.Гинзбургом, Б.М.Иофаном. Мастерскую живописи должен был возглавлять Е.Е.Лансере. Не предусматривалась академическая система прикрепления аспиранта к определенному мастеру, а имелся в виду свободный выбор учениками своего руководителя. Однако жизнь внесла поправки в намеченный план.

С осени 1934 г среди преподавателей – по курсам истории архитектуры и искусства – Н.И.Брунов, Ф.А.Петровский, О.Ф.Вальдгауэр, А.Г.Габричевский, А.И.Венедиктов, И.Л.Маца. Технику акварели преподавали Е.Е.Лансере и худ. В.Коленда.

Получены были задания по проектированию – помимо намеченных по первоначальной программе отвлеченных композиций, аспирантам были заданы вполне конкретные и актуальные темы, связанные с практикой – проекты московского речного вокзала (в связи со строительством канала Москва-Волга) и проект памятника «Восстание 1905 г. на Красной Пресне». Оба задания были разработаны И.В.Рыльским.

По свидетельству А.И.Опочинской: «Методы обучения были далеки от традиционных. Занятия — а они проводились только в стенах Академии, но не дома — были индивидуальными. Вместе с тем их основу составляла «постоянная консультация, периодическое обсуждение, творческое взаимовлияние всего слушательского и преподавательского коллектива». Каждый аспирант имел двух руководителей — архитектора-практика и историка-теоретика, а также консультанта-инженера. Члены кафедры приходили, нередко все вместе, к рабочему месту аспиранта, и проделанная работа коллективно обсуждалась два-три раза в неделю. Курсовые задания включали клаузуры и проекты «на реальные темы, необходимые строительству» — типовой клуб, кинотеатр, плавательный бассейн, концертный зал и т. д., во многом совпадавшие с научно-практическими работами кабинетов (затем институтов). Многие учебные проекты аспирантов, будучи представлены на конкурсы, проводимые Союзом архитекторов, получали премии. Некоторые станции метрополитена второй очереди («Киевская» — арх. Д. Н. Чечулин) и павильоны Всесоюзной Сельскохозяйственной выставки 1939 года, в архитектуре которых ставилась задача использования национальных традиций, были выстроены по проектам аспирантов и окончивших аспирантуру, за что авторы были награждены орденами, медалями, грамотами ВСХВ» (32).

Кроме того, аспиранты «осваивали методы научно-исследовательской работы в области изучения классического наследия», анализируя отдельные памятники античной архитектуры (33). Вновь обратимся к свидетельству А.И.Опочинской: «Особенно выделялась система преподавания истории и теории архитектуры, введенная А.Г.Габричевским. Ее основа — связь учебных занятий с самостоятельной творческой работой аспирантов и «углубленный монографический анализ выдающихся памятников мирового зодчества». Сам Габричевский определил сущность методики следующим образом: «Этот метод, впервые разработанный и примененный в институте аспирантуры и блестяще оправдавшийся на практике, приучает аспиранта к самостоятельной научно-исследовательской работе над первоисточниками, заставляет его ближе и шире знакомиться с конкретной исторической обстановкой, обусловившей конструктивные и стилистические особенности изучаемого памятника, и в то же время ставит перед ним основные проблемы, связанные с идейным содержанием архитектурного образа и композиционными приемками данного мастера. Таким образом, анализ архитектурных памятников является не только школой научного исследования в области теории и истории архитектуры, но одновременно и школой архитектурного мастерства». Архитектурные анализы, по существу - исследовательские рефераты, докладывались на объединенном заседании кафедр проектирования и истории, нередко публиковались и даже перерастали впоследствии в монографии…

Для овладения историко-теоретическим материалом большое значение имели иностранные языки, преподавание которых велось на протяжении всех трех лет пребывания в аспирантуре. Если при подготовке реферата приходилось пользоваться иностранными источниками, а аспирант с ними не мог справиться, ему помогали аннотированным переводом «с листа» преподаватели кафедры истории и теории и иностранных языков. В помощь изучению иностранного языка (французского, немецкого, английского) преподавателями кафедры выпускались пособия-брошюры с материалами по архитектуре и искусствам.

Каждое лето аспиранты ездили на архитектурные обмеры, завершавшиеся скрупулезнейшими чертежами и отмывками в цвете. Эти работы, к сожалению, почти полностью пропали с архивом аспирантуры в 1941 году при попадании бомбы в дворовый корпус Академии. Некоторые аспиранты основного факультета ездили в Чехословакию, Венгрию, Румынию» (34).

Осенью 1935 г. (с октября 1935 по январь 1936) слушатели ФАУ, состоявшие из известных к тому времени практикующих архитекторов, были отправлены в заграничную командировку для сбора материалов к диссертациям. Они посетили Рим, Венецию, Флоренцию, Афины, Париж, Вену. Андрей Константинович Буров, глубокий и разносторонне одаренный человек, едва не был отстранен от поездки за слишком свободные высказывания (35). Однако он все же был включен в группу, и это путешествие - соприкосновение с мировым культурным наследием, встречи с выдающимися архитекторами Запада О. Перре, Ле Корбюзье и др. – оставило весьма глубокий след в его жизни и творчестве. Он писал в своем дневнике: «В Греции охватывает чувство не исторической перспективы, как в Италии, а трепетное ощущение до сих пор еще теплого лона всей мировой культуры. Эти развалины еще хранят отблеск Прометеева огня, который светил их создателям и горел в сердцах всех великих людей, внесших свою лепту в великое здание мировой культуры» (36).

Зимой 1936 г. ВАА была передана из ведения ЦИК СССР в ведение созданного Комитета по делам искусств при СНК СССР (председатель Комитета В.Керженцев) (37). В том же 1936 г. и в начале следующего, 1937 г., началась серьезная критика постановки учебного дела в Академии. Материалы заседаний Президиума Комитета от 3 января 1937 г. (38) и Общего собрания сотрудников Академии в апреле того же года (39) выявляют достаточно яркую картину состояния учебного дела в ВАА.

Прежде всего, в докладе ректора М.В.Крюкова отмечалось, что ВАА, не сумев стать ведущим и признанным центром архитектуры, не сможет объединить постоянные кадры специалистов». Если на первом году обучения аспирантов консультировали по проектированию А.В.Щусев, В.А.Веснин, И.А.Фомин, В.А.Щуко, В.Г.Гельфрейх, Н.Я.Колли, И.А.Голосов, Г.П.Гольц, И.В.Рыльский, С.Н.Кожин, то в 1937 г. на аспирантов всех трех приемов (40 человек) осталось всего 4 консультанта – А.В.Власов, М.П.Парусников, Н.И.Соболев, С.Н.Кожин.

Объяснение такому положению М.В.Крюков видел, прежде всего, в «тонком слое высококвалифицированных мастеров» - возможных преподавателей, их занятости практической работой, а также в «слабой подготовке учеников», в невозможности «сделать из них за три года мастеров высокого профессионального уровня». Отмечал Крюков и то, что многие мастера «боялись не прийтись по вкусу», не «попасть в тон», говоря, что «мое творческое направление сейчас подвергается критике – с какой стати я буду подставлять голову под удар».

Немалую роль играло и недостаточное материальное стимулирование преподавательского состава ВАА. Анализируя аспирантские кадры, Крюков говорил о низком профессиональном уровне их вузовской подготовки, незнание даже предметов средней школы, вплоть до «малограмотности по русскому языку».

Неумение большинства аспирантов самостоятельно работать с книгой заставляло преподавателей переходить от лекционных к групповым занятиям. Все это приводило к излишнему расходованию времени на исторические, теоретические и языковые дисциплины, подчас в ущерб творческим, прежде всего проектированию.

Оценивая результаты учебного проектирования, Крюков выделял «отсутствие поисков советского стиля, некритическое копирование наследия прошлого, что неплохо в условиях учебы, но надо искать новые пути».

В качестве основных мер по улучшению подготовки аспирантов ректор ВАА предлагал:

1. привлечь мастеров – И.В.Жолтовского, А.В.Щусева, В.А.Щуко, В.А. и А.А. Весниных; 
2. перейти к старой академической системе мастерских (ссылаясь на обоснование великого русского архитектора В.И.Баженова предложений по реорганизации основанной в ХVIII в. Петербургской Академии художеств: «… чтобы руководители учили учеников в мастерской, работая сами ежедневно и ежечасно с ними вместе над своими проектами – будь то проект академический, будь то проект частного заказа. Только таким методом мастер может передать свои навыки и творческие методы ученикам»). 
3. увеличить бюджет времени на проектирование.

При рассмотрении предложений М.В.Крюкова по реорганизации системы преподавания мнения аспирантов и преподавателей оказались единодушными: необходимы академические мастерские с прикреплением аспирантов к определенному мастеру – «только работа с мастером может поднять аспирантуру».

Возражения возникли только у С.Н.Кожина: «Это спорно, так как при современном положении вещей, когда трудно выбрать направление в архитектуре, мне кажется вернее, чтобы аспиранты пользовались рекомендациями Совета профессоров». При этом он предлагал организовать при Академии проектную мастерскую преподавателей (ибо «каждодневная работа в мастерской делает нас мастерами»), - своего рода экспериментальную мастерскую, куда можно было бы привлекать аспирантов.

Если и в предложениях Крюкова, и в выступлениях преподавателей заметна была некоторая неопределенность в выборе дальнейшего направления деятельности, то поистине удивительной уверенностью и четкостью отличались выступления аспирантов – в их требованиях нет колебаний, направленность творческой деятельности им ясна.

Неудовлетворенность учебным процессом появилась у аспирантов еще до окончания второго года обучения – откликом на их письма к общественности явились критические статьи в адрес ВАА в «Правде» (от 12 августа 1936 г.), в «Вечерней Москве» и «Архитектурной газете». При обсуждении в начале 1937 г. их требования оказались единодушными: «мы пришли сюда, чтобы изучать прошлое и на основании его делать нашу советскую архитектуру» (Г.А.Захаров, В.С.Колбин, П.А.Александров); «мы пошли в Академию потому, что многие кончили вузы, когда там царил конструктивизм и вопрос классического наследия был смазан» (П.А.Александров).

И, наконец, было полнейшее единодушие в вопросе о творческом руководстве – только И.В.Жолтовский. Аспиранты, как выяснялось из выступлений, сделали свой выбор еще в начале своего аспирантского обучения – 2 года назад. Из 15 выступлений на собрании – в 12 содержалось категорическое требование прихода И.В.Жолтовского в качестве преподавателя Академии, не была названа ни одна кандидатура кроме него.

«Мечта III курса – Жолтовский, мы хотим Жолтовского единодушно» - (Ю.Н.Шевердяев); «Жолтовский выступает за научность в архитектуре, он знает классику, нам нужно ею овладеть» - (П.А.Александров); «Жолтовский – крупнейшая фигура в Европе, обладающая полноценным знанием классического наследия» - (Г.А.Сутягин /Градов/); «Жолтовский нам нужен, так как он единственный классик» - ( А.И.Таранов, З.М.Розенфельд).

Причины такого единодушия в выборе творческого руководства объяснялись тем, что начало учебного процесса в аспирантуре проходило, в частности, под впечатлением от только что законченного дома И.В.Жолтовского на Моховой улице, наглядно продемонстрировавшего высокие художественные достоинства классики. Среди общих слов о необходимости освоения наследия, дискуссий с нечетко очерченными позициями выступавших, дом на Моховой наглядно показал, как нужно практически «осваивать» классику. Желаемого мастерства можно добиться, изучая конкретные художественно-композиционные приемы, отрабатывая детали классического ордера. Поэтому в работах аспирантов с таким тщанием отрабатывались «архитектурные анализы» - текстовые и графические – памятников классической архитектуры (храм Ники Аптерос, арка Адриана в Афинах, Башня Ветров, Эрехтейон и др.). Схемы, детали, фасады шлифовались в виде упражнений с целью «набить руку» на классических деталях, чтобы через три года стать «высококвалифицированными мастерами». Академическая выхолощенность такого обучения отчасти была очевидна даже самим аспирантам, но побеждал прагматический подход к изучению наследия, к проблеме «овладения мастерством», что отвечало поставленной изначально задаче «делать» мастеров архитектуры.

В 1937-1938 гг. руководство ВАА было репрессировано. Были отправлены в лагеря ректор М.В.Крюков, проректор А.Я.Александров, а также ученый секретарь Академии и непосредственный руководитель института аспирантуры Г.М.Людвиг - единственный, кому удалось вернуться через два десятилетия. Ректорат был заменен на президиум. Президентом стал В.А.Веснин, вице-президентами — А.Г.Мордвинов и И.Н.Магидин. Несколько изменилась структура Академии, были созданы новые научные кабинеты, в ведение Академии поступила Мастерская монументальной живописи, созданная в 1933 г. при Архитектурно-строительном институте (40).

Несмотря на резкую критику постановки учебного дела в ВАА, нельзя не отдать должного культурному значению происходивших там процессов, значительному расширению интеллектуальных и творческих возможностей аспирантов. Многие бывшие аспиранты ВАА годы спустя все еще с душевным трепетом вспоминали о тех необычных для советских учебных заведений прекрасных условиях работы и быта, которые были созданы стараниями ректора М.В.Крюкова: антикварная мебель, люстры, на стенах подлинная живопись и гравюры известных мастеров, гобелены, бронзовые и гипсовые копии произведений скульптуры; в рабочих кабинетах на 2 (позднее — 2-4) человека - сборно-разборные рабочие столы с крытой черным лаком большой столешницей, выполненные по рисункам Г.П.Гольца. Задуманное гармоничное воспитание творческой личности подразумевало и соответствующее физическое состояние: в дополнение к стипендии аспиранты первого приема получали бесплатное трехразовое питание (им подавались серебряные приборы); по крайней мере, три приема получали спортивный инвентарь и костюмы (41). На людей, привыкших к бедному существованию, пришедших учиться из коммуналок и общежитий, это производило неизгладимое впечатление.

По инициативе А.Г.Габрического в 1939 г. был открыт факультет истории и теории архитектуры, готовивший архитекторов к научно-исследовательской, критической и педагогической деятельности. Однако просуществовал он недолго - на факультет было произведено всего два набора и принято 11 человек. В 1940 г. был закрыт ФАУ, так как архитекторы-практики, занятые работой, слишком мало уделяли внимания своей учебе. С 1935 г. при ВАА, помимо ФАУ, предназначенного для крупных архитекторов и общественных деятелей от архитектуры (таких, например, как К.С.Алабян, поступивший на ФАУ в 1934 г.), действовал также Институт повышения квалификации, через который до его закрытия с началом войны успело пройти большое количество архитекторов (42). Аспирантура же (не считая периода эвакуации Академии в Чимкент во время войны), в несколько обедненном виде просуществовала до 1947 г., когда аспиранты были рассредоточены по институтам и творческим мастерским Академии.

Совет по присуждению ученых степеней появился в Академии только в 1939 г. Это отражало общую тенденцию – учебным функциям Академии стало уделяться меньше внимания, а все больше надежд возлагалось на «архитектурную науку». Именно в этом году Академия претерпевает существенную реконструкцию и становится не столько учебным, сколько научным центром. В СНК СССР утверждается новый Устав, и, очевидно, чтобы отразить эту новую направленность, корректируется название: с 31 августа 1939 г. - это Академия архитектуры СССР. Избирается президиум и действительные члены Академии, президентом остается В.А.Веснин, вице-президентами становятся К.С.Алабян и А.Г.Мордвинов.

Организация научной работы

Со дня основания ВАА только аспирантура имела ранг института. Однако и в шести научных кабинетах Академии, возглавлявшимися, как правило, крупными архитекторами (43), созданной при Академии библиотеке (ныне ЦНТБ по строительству и архитектуре), музее архитектуры (ныне Государственный научно-исследовательский музей архитектуры им. А.В.Щусева), двух лабораториях и специально созданном издательстве проводилась большая работа (44).

С 1934 года задачами Академии стали разработка проблем градостроительства, теории архитектуры и архитектурной композиции, борьба с идеологически чуждыми направлениями, разработка творческой платформы советской архитектуры, изучение памятников зодчества, обобщение опыта архитектурных коллективов. Академия задумывалась как живой творческий научный центр, всегда открытый для эксперимента и общественной активности (45). В кабинетах велись, к примеру, такие темы: «Принципы построения городского плана», «Вопросы планировки архитектурного ансамбля, городских площадей» (В.А.Лавров, Н.X.Поляков), Вопросы планировки жилых кварталов (В.С.Балихин, А.А.Галактионов, Д.М.Соболев); «Архитектура парков культуры и отдыха» (Л.Б.Лунин (?), А.Я.Карра); «Реконструкция существующих фабрик и заводов» (И.С.Николаев, В.С.Бойтлер, В.А.Мыслин); «Архитектурное лицо советского завода», «Архитектурная композиция цеха», «Планировка промышленных территорий» (И.С.Николаев, В.А.Мыслин, А.Е.Попов); «Архитектура советских общественных зданий (Я.А.Корнфельд); «Архитектура театров» (Н.Г.Уманский); «Архитектура школ (А.Т.Капустина).

Разрабатывались вопросы архитектурной композиции городских ансамблей, промышленных, жилых и общественных зданий. Впервые были начаты научные работы по сельской архитектуре. Для изучения народного жилища организовывались экспедиции в различные районы Советского Союза (46) С 1936 г., с момента выхода постановления ЦК ВКП(б) и СНК СССР «Об улучшении строительного дела и удешевлении строительства» (февраль 1936), начались научные работы по типизации жилых и массовых общественных зданий.

В кабинете теории и истории выполнялись темы, посвященные формированию стиля советской архитектуры, вопросам классики и классичности (И.Л.Маца), критике архитектуры фашизма (Л.И.Ремпель – его книга по этой теме была сочтена вредной и автор был отправлен в ссылку в Ташкент, где стал крупнейшим исследователем архитектуры Средней Азии), делались первые попытки написать «марксистский» учебник по истории архитектуры (К.А.Иванов). Но в то же время запланированное создание первого учебника по истории советской архитектуры было отодвинуто на десятилетия – слишком идеологически «острой» и в буквальном смысле опасной была эта тема.

Зато регулярно читались доклады, посвященные средствам архитектурной композиции, анализу отдельных произведений, проблемам синтеза искусств, влиянию строительной техники на формообразование в архитектуре. Так, I-я сессия Академии в июне 1934 г. была целиком посвящена анализу мирового наследия – архитектуре эпохи Ренессанса, Великой Французской революции, Древней Греции и др., а доклады были подготовлены сотрудниками Кабинета истории и теории архитектуры (47).

Но уже на III научной сессии Академии в конце 1935 года такая академическая направленность исследований подверглась критике за ее удаленность от запросов практики. В ответ на эти запросы в 1937 году были созданы кабинеты жилых и общественных зданий (руководитель Я.А.Корнфельд, с 1938 года — В.М.Кусаков) и внутреннего оборудования (руководитель 3.Н.Быков).

Тем не менее, в течение многих лет продолжалась работа над структурой и программой создания учебника по всеобщей истории архитектуры, которую возглавлял И.Л.Маца. В Академии было хорошо поставлено изучение отдельных памятников не только мирового зодчества, но и народов СССР. Памятники, расположенные на территории Советского Союза, изучались в натуре и обмерялись, готовились к изданию альбомы и монографии. Значение этой работы трудно переоценить.

Огромная заслуга А.Г.Габрического в организации работы по восполнению острой нехватки теоретической литературы – изданию комментированных переводов на русский язык классиков архитектурной мысли (Бринкман, Виолле ле Дюк, Шуази), трактатов по теории искусства и архитектуры (Витрувий, Андреа Поццо, Альберти). В этой работе участвовали десятки специалистов — архитекторов, искусствоведов, историков, философов. С 1935 по 1944 г. издательство ВАА выпустило такую литературу общим тиражом 1, 25 млн. экземпляров (48).

Задачи этого издательства были определены тем же постановлением «Об архитектурном образовании», одновременно с созданием ВАА: издать «учебники и учебные пособия по важнейшим архитектурным дисциплинам, монографии оригинальные и переводные по отдельным отраслям архитектурной практики, монографии и альбомы классиков и выдающихся мастеров архитектуры, краткую- архитектурную энциклопедию в двух томах, курс всеобщей истории архитектуры». Гигантский объем работ был достаточно обоснован, во-первых, привлечением большого числа высокопрофессиональных авторов - архитекторов и искусствоведов, среди которых - Н.И.Брунов, А.В.Бунин, М.В.Алпатов, соратники И.В.Жолтовского - А.Г.Габричевский, А.И.Венедиктов и др., а, во-вторых, очевидно уже подготовленными рукописями и материалами. Безусловно, важным было и участие И.В.Жолтовского в составлении тематических планов издательства и отборе западной литературы для переводов.

Уже в 1935 г. было издано более 20 книг общим тиражом в 100 тыс. экземпляров. В этом же году было положено начало выпуску серий «Архитектурные пропорции», «Мастера архитектуры», «Города и страны». Особое внимание было уделено классическому наследию: в серии «Классики теории архитектуры» вышел из печати великолепный по полиграфическому исполнению фолиант - первый том Леона Баттиста Альберти «Десять книг о зодчестве» (перевод с латинского А.Зубова, А.Г.Габричевского, А.И.Венедиктова), первый том О.Шуази «История архитектуры», с комментариями А.Некрасова, Н.И.Брунова. Б.П.Денике; работа А.В.Бунина и М.Г.Кругловой – «Архитектура городских ансамблей Ренессанса», «Варианты римских капителей» - К.И.Рончевского. Эстетическим проблемам архитектуры были посвящены издания двух книг А.Бринкмана (пер. с немецкого): «Пластика и пространство как основные формы художественной выразительности» и «Площадь и монумент».

В области изучения отечественной архитектуры в 1935 г. были выпущены три работы: альбом «Памятники русской архитектуры» Д.Е.Аркина и Н.И.Брунова, «Аристотель Фиораванти и перестройка Московского Кремля» В.Снегирева и богато иллюстрированная «Домовая резьба» М.Званцева. Среди периодических изданий этого года - журналы «Академия архитектуры» и «Архитектура за рубежом» (по 6 выпусков в год).

В последующие годы количество изданий неуклонно увеличивалось: за три года (1935-1937) было выпущено около 90 наименований книг общим тиражом более 300 тыс. экземпляров, среди них «Четыре книги об архитектуре» А.Палладио (под ред. И.Жолтовского), «Десять книг об архитектуре» Витрувия (под ред. А.Г.Габричевского), «Описание и применение пяти ордеров» Г.Блюма (пер. с нем. А.И.Венедиктова и др.).

В 1940 г. выходит единственная в своем роде «Библиография по архитектуре (1709-1938 гг.)» 3.Виноград, до сих остающаяся наиболее полной. К 1941 г. издательство выпускает девять великолепно выполненных увражей (работы кабинета теории и истории) по памятникам архитектуры (Пантеон, Арка Тита, Пропилеи Акрополя в Афинах; позже - по русской архитектуре - собору Василия Блаженного, церквям Вознесения в Коломенском и Покрова на Нерли). Номенклатура изданий расширяется: выходит сборник материалов «Проблемы архитектуры», сборник работ научно-исследовательских кабинетов и института аспирантуры, музея и т.п. (49).

В целом, издания 1930-х гг. с преобладанием «классических» текстов были ориентированы на специалистов-архитекторов, аспирантов Академии и студентов архитектурных вузов.

В дальнейшем, в военные и послевоенные 1940-е годы, тематика издательства несколько видоизменилась. Появились серия «В помощь массовому строительству», работы по типовому проектированию, практические разработки, соответствующие изменениям в деятельности Академии. Выходили монографии о русских городах (в связи с необходимостью послевоенного восстановления), а также ряд изданий по русскому классицизму. Характерная для 1930-х гг. ориентация на немецкую литературу сменилась на изучение опыта США и Канады; позже количество переводных работ сократилось (50).

На рубеже 1950-х гг. издательство Академии слилось со Стройиздатом, и Академия лишилась собственной издательской базы. Всего за время своего существования издательство ВАА выпустило более 300 наименований книг.

Значение издательства ВАА трудно переоценить: до сих пор многие монографии, альбомы, увражи не имеют себе равных по культуре издания и составляют гордость любой профессиональной библиотеки.

Планы, направление работ, научная тематика, отчеты о проделанном, а также некоторые важнейшие явления в советском зодчестве обсуждались на сессиях Академии. Отмечалось, что уже к 1937 году Академия «стала центром научной мысли в области архитектуры», но вместе с тем имелся отрыв «от жизненно-неотложных архитектурно-строительных задач страны, требовавших срочного научного разрешения» (51).

Действительно, Академия в том виде, как она была изначально задумана, и не могла быть в гуще достаточно драматичных событий, разворачивавшихся в 1930-е годы в советской архитектуре и градостроительстве. Так, например, к началу второй пятилетки, т.е. в момент создания Академии, уже стали очевидны серьезные дефекты градостроительства: отставание методологии и практики планировки от темпов развертывания строительства; недостаточная изученность почв и климата той территории, которая охватывалась планировкой; неполнота комплекса социально-экономических факторов, учитываемых планировкой, недостаток планировочных кадров и т.п. К середине 1930-х гг. проектно-планировочными работами было охвачено уже 240 городов. Между тем набирали темп работы не только по проектированию городов, но и по районной планировке. В 1934 г. разрабатывались проекты районных планировок: Курская магнитная аномалия, Магнитогорский, Челябинский бассейны, Кизеловский угольный бассейн, Березники, Орск-Халилово, группа Кавказских Минеральных Вод, Южный берег Крыма, Кузнецкий бассейн, Ангаро-Енисейский район и др. Кроме того, проектировались пригородные агрозоны Москвы, Ленинграда, Горького, Свердловска, Нижнего Тагила, Уфы и др. Но от огромного количества проблем, создававшихся этими процессами преобразования страны, Академия, задуманная совсем для других, в основном просветительских, целей, как некий «заповедник культуры», в значительной мере оставалась в стороне.

Начиная с 1939 г. требования к актуализации научной проблематики Академии значительно возросли. В 1940 г. на базе Кабинета градостроительства был создан Институт градостроительства и планировки населенных мест с двумя экспериментальными мастерскими. Но все же, вплоть до начала войны, наибольшее внимание уделялось таким градостроительным темам как: «Архитектурная композиция города» (А.В.Бунин и М.Г.Круглова), учебник «Основы социалистического градостроительства». Несколько тем одновременно разрабатывались в связи с планировкой Москвы – по отдельным элементам структуры города и по планировке Юго-Западного района. Между тем, исследования по самым трудным темам: «Объем и методология проекта планировки города» и «Планировка сельскохозяйственных населенных мест» - были едва начаты и перенесены на 1941 г. (52).

Согласно новой структуре, утвержденной в 1940 г., помимо Кабинета градостроительства, еще два кабинета стали институтами. Были созданы Институт архитектуры массовых сооружений с двумя экспериментальными мастерскими (директор Н.П.Былинкин) и Институт архитектуры общественных и производственных сооружений (директор Н.Я.Колли). При президиуме появились мастерская лепки и скульптуры и Комиссия по охране и реставрации памятников архитектуры (рук. Д.П.Сухов).

Определенная двойственность и противоречивость требований, предъявлявшихся к Академии, практически сохранялась на всем протяжении ее существования, вплоть до середины 1950-х гг. От нее, с одной стороны, ждали ответов на конкретные нужды повседневной практики строительства, а с другой – спокойного и углубленного раскрытия «секретов мастерства», погружения в мир архитектурной культуры прошлых веков, изучения тонкостей процесса формообразования, раскрытия его закономерностей и выдачи рецептов создания современных «памятников архитектуры».

Вместе с тем, в конце 1930-х гг. научные и проектно-экспериментальные работы Академии и ее институтов были во многом связаны с очень актуальной для того времени темой – разработкой принципов типового проектирования жилых и массовых общественных зданий. Появлялись новые строительные технологии – поточно-скоростной метод (А.Г.Мордвинов), крупноблочное домостроение – это требовало новых планировочных и композиционных решений из стандартных элементов. Одни из первых удачных экспериментов с блочным строительством были проведены членами-корреспондентами Академии А.К.Буровым и Б.Н.Блохиным (дома в Москве на Велозаводской ул., Б. Полянке. Ленинградском пр.).

В Кабинете истории и теории началась разработка теоретической темы «Архитектурное творчество в условиях индустриализации строительства», в разделе которой «Архитектурная форма и проблема стандарта» изучалась историческая практика использования модуля в архитектуре (Б.П.Михайлов) (53). Начало развитию модульной системы в строительстве было положено в Академии архитектуры СССР в предвоенный период (54).

Однако в теоретических работах предвоенных лет значительное место занимали и «идеологически выверенные» темы: «Социалистический реализм в советской архитектуре» (А.Я.Изаксон, К.А.Иванов, А.И.Михайлов); «Национальные формы в социалистической архитектуре» (А.И.Михайлов). Составлялся сборник «Классики марксизма-ленинизма об архитектуре, строительстве и реализме» (И.Л.Маца).

«Все для Победы!» (1941-1945)

Великая Отечественная война на какое-то время практически полностью переключила внимание архитекторов на вопросы, связанные с эвакуацией в восточные районы страны промышленных предприятий и людей. Однако уже в 1942 г. началось обсуждение вопросов, связанных с будущим восстановительным строительством.

Официальные данные об ущербе, нанесенном военными действиями на территории СССР, хорошо известны: было разрушено 1710 городов и поселков, более 70 тыс.сел и деревень, около 32 тыс.промышленных предприятий, более 25 млн.человек остались без жилья. Однако серьезные изменения градостроительной ситуации в стране в годы войны были связаны не только с разрушениями в ее западных районах, но и с огромным масштабом эвакуации в восточные районы промышленности и населения. Перебазирование промышленности на восток было осуществлено в основном в два этапа: летом и осенью 1941 г., летом и осенью 1942 г. (55). Первые победы на фронте конца 1942 и лета 1943 г. напрямую были связаны с титаническими усилиями по перестройке экономики, полностью переориентированной к 1942 г. на производство вооружений за счет сокращения выпуска гражданской продукции.

Строительство в срочном порядке производственных зданий для предприятий и жилья для людей дало архитекторам и строителям новый опыт, оказавший немалое влияние на последующую деятельность по застройке городов. В военное время, естественно, основное внимание было сосредоточено на вопросах, связанных с методами возведения зданий (56).

Необходимость жесткой экономии металла стимулировала широкое применение деревянных конструкций, облегченных, сборных. Дефицит средств и времени заставил по-новому взглянуть и на использование традиционных строительных материалов, а также создавать новые материалы на базе местного сырья. И здесь как нельзя более пригодились опыт и знания, накопленные Академией – как в области исторических традиций народного зодчества, так и в области современного сельского и поселкового строительства.

Производственные и жилые здания в районах эвакуации нередко возводились с использованием конструкций, издавна применявшихся народной архитектурой (57). На их основе инженерами создавались простые и эффективные строительные конструкции, не требовавшие использования сложной техники. Например, большое распространение получили покрытия из тонкостенных кирпичных сводов двоякой кривизны, изобретенные инж. А.И.Рабиновичем (58). На этой основе в годы войны методами народных мастеров удалось даже построить крупное здание театра им. Мукими в Ташкенте.

В дело шло все, что могло хоть как-то помочь строить быстрее, дешевле, с меньшими затратами времени и сил. Большое развитие в годы войны получили скоростные методы строительства, которые еще в конце 1930-х годов разрабатывались в Академии. Много внимания уделялось экспериментам с таким строительным материалом как гипс. В постановлении Государственного Комитета Обороны «О создании индустриальной базы для массового жилищного строительства», принятом в мае 1944 г., возможности дальнейшей застройки городов, в том числе и в освобожденных от оккупации районах, связывались с производством сборных конструкций из дерева, гипса и шлакобетона. И здесь предвоенные наработки Академии оказались полезными. Часть действительных членов и членов-корреспондентов Академии, сотрудников и аспирантов были эвакуированы в Чимкент, где срочно развернулась работа над экономичными типами жилых и общественных зданий. Из местных материалов создавались новые легкие конструкции.

В помощь строительству эвакуированных предприятий и поселков при них в города Сибири, Урала и Средней Азии были направлены специальные уполномоченные (А.А.Оль, Г.А.Симонов, П.Н.Блохин, B.Е.Быков, Д.Б.Хазанов и другие.

Многие сотрудники Академии с первых дней войны ушли на фронт, ряд аспирантов и их преподавателей записались добровольцами в Народное ополчение, и далеко не все из них вернулись с войны.

С самого начала войны в Москве была организована проектно-маскировочная мастерская под руководством вице-президента Академии К.С.Алабяна, которая разрабатывала теоретически и практически проблемы маскировки промышленных, военных и гражданских объектов.

Помощь строительству военного времени была главной темой работ 1942—1943 годов. Издавались специальные серии проектов малоэтажных общественных зданий упрощенного типа - столовых, магазинов, бань-санпропускников, медпунктов и др., рассчитанные на простейшие конструкции – щитовые, гипсовые, грунтоблочные, камышитовые и др. В помощь населению и организациям выпускались инструкции и технические указания по строительству и восстановлению зданий, коммунального хозяйства.

Этим же проблемам массового строительства общественных и коммунальных зданий из местных материалов была посвящена V сессия Академии в Чимкенте (59). И главный доклад, сделанный вице-президентом А.Г.Мордвиновым, и большинство остальных докладов касались, по существу одной темы - как сделать работу Академии наиболее действенной для практики. В то же время уже тогда встал вопрос об увековечении народного подвига в войне, о разработке проектов памятников и пантеонов, о характере и объемах восстановительного строительства.

В конце 1942 года для более активного «внедрения в практику лучших достижений стройтехники и изыскания новых рациональных конструктивных решений» вместо кабинета был создан Институт строительной техники (директор Г.Ф.Кузнецов), а также Отдел каталога стройматериалов и изделий (А.В.Кузнецов), Отдел справочников (Н.С.Дюрнбаум), начавший выпуск «Справочника архитектора» в 18-ти томах.

В августе 1943 г. основная часть Академии вернулась в Москву и сразу же началось восстановление работы ее структурных подразделений, собирание сил – в повестку дня уже в полном объеме были поставлены сложнейшие проблемы восстановительного строительства.

Прежде всего необходимо было оценить урон, нанесенный боевыми действиями, причем не только в его материальном, но и в культурном аспекте. При президиуме Академии в 1943 году создается Отдел изучения и фиксации памятников архитектуры; но на деле выезды сотрудников в освобожденные советскими войсками районы для обследования состояния памятников зодчества начались еще в 1942 г. Огромный урон, нанесенный культурному достоянию страны, заставил по-новому взглянуть на те проблемы, которые раньше казались во многом академическими и отвлеченными от жизни – изучение архитектурного наследия, архитектурно-художественное формообразование, вопросы ансамбля и т.п. Актуализация этой тематики подтолкнула создание распоряжением СНК СССР от 30 марта 1944 г. на базе академического кабинета Института истории и теории архитектуры (директор Н.Я.Колли, с 1947 г. – Е.Г.Чернов).

Члены Академии архитектуры возглавляли десятки бригад проектировщиков, в оперативном порядке рассылаемых в разрушенные города для их предварительного обследования. Эти поездки оставляли сильное эмоциональное впечатление: «Вид Новгорода-пепелища - писал А.В.Щусев - потряс меня. Новгород как таковой не существует, стоят только обгорелые стены. Ряд ценных памятников архитектуры совершенно разрушен, но подавляющее большинство памятников уцелело. Они стоят с пробоинами, растрескавшиеся, без крыш. Их необходимо немедленно чинить и за это дело уже взялись энтузиасты-реставраторы» (60).

Собравшаяся в ноябре 1944 г. VI сессия Академии была целиком посвященная восстановительному строительству. По рекомендации сессии были дополнительно созданы Институт художественно-декоративных изделий и оборудования (директор Г.П.Гольц), отделы районной планировки, сантехники и благоустройства, лаборатория декоративного камня.

В 1945 году учреждены Академия архитектуры УССР (президент В.И. Заболотный), Ленинградский филиал Академии архитектуры СССР.

Проблема перевода строительства на рельсы индустриализации, скорейшего выхода из тяжелейшего жилищного кризиса уже в этот период была поставлена достаточно остро. Так, весной 1944 г. группа видных ученых-инженеров – членов Академии наук СССР обратилась с письмом на имя А.Г.Мордвинова с предложением на базе Академии архитектуры создать Академию архитектуры и строительства (61). Предложение это не было принято, но в августе того же года под руководством К.С.Алабяна была создана Комиссия по научно-техническим проблемам строительства, преобразованная в следующем году в постоянный Совет по проблемам инженерно-строительных наук, ставший научно-методическим органом президиума по этим вопросам. Комиссией были определены объемы послевоенного строительства, потребность в материалах, сделан анализ существующей промышленности. Коллективный труд, в котором участвовало большое количество сотрудников Академии и ее институтов, в 1946 году вылился в «Предложения по коренной реконструкции строительства СССР» представленные в Совет Министров СССР. Смысл реформ заключался в ориентации строительства на индустриализацию. Одновременно вновь было предложено реорганизовать Академию, введя в нее отделение строительных наук (62).

Практическая подготовка к восстановлению городов началась в 1942-1943 гг. На этот период падают наиболее значительные события в структурной перестройке профессионального корпуса для последующей работы - создание Комитета по делам архитектуры при СНК СССР (сентябрь 1943 г.) и передача в его ведение основного научного центра - Академии архитектуры, до того пребывавшей под началом Комитета по делам искусств СССР (распоряжение СНК СССР от 15 декабря 1943 г.), организация творческо-экспериментальных проектных мастерских Академии архитектуры. Вклад этих мастерских (несмотря на краткий период их существования) в послевоенное восстановление городов настолько значителен, что заслуживает отдельного рассмотрения.

Роль творческо-экспериментальных мастерских Академии архитектуры в восстановительном строительстве

Проекты восстановления разрушенных городов, созданные ведущими архитекторами страны в 1942-1946 гг., остаются одним из наиболее ярких произведений отечественной архитектуры советского периода. Большая часть этих проектов была разработана в творческо-экспериментальных мастерских Академии архитектуры, созданных в процессе подготовки к восстановительному строительству. В частности, в кратчайшие сроки здесь спроектированы генеральные планы Истры (рук. А.В.Щусев), Сталинграда (рук. К.С.Алабян), Смоленска (рук. Г.П.Гольц), Воронежа (рук. Л.В.Руднев), Ростова-на-Дону (рук. В.Н.Семенов), планировки центра Калинина (рук. Н.Я.Колли), комплекса ДнепроГЭСа (рук. В.А.Веснин), Южного берега Крыма (рук. М.Я.Гинзбург) и др. Все это составляет тот качественный слой послевоенной советской архитектуры, по которому принято судить о ее характере и роли в культуре своего времени.

Понятие мастерской экспериментального проектирования как некой научно-творческой единицы существовало и в довоенной Академии архитектуры. Так, по Уставу Академии, утвержденному в 1939 г., в ее состав входили научно-исследовательские институты и кабинеты с мастерскими экспериментального проектирования и строительства по различным отраслям архитектуры (63). По направленности своей работы эти довоенные мастерские послужили скорее прототипом для производственно-экспериментальных мастерских (ПЭМ) Академии, получивших также развитие в 1940-е годы и ориентированных в основном на исследования в области строительных технологий.

Творческо-экспериментальные мастерские, руководить которыми имели право только действительные члены и члены-корреспонденты Академии архитектуры, были явлением новым и рассматривались как часть общей политики максимального привлечения крупных мастеров к участию в реальном восстановительном строительстве. Последнее оказалось неожиданно вполне самостоятельной и непростой задачей. Специально собранная по заданию К.С.Алабяна статистика показала, что до войны большая часть мастеров занималась «бумажным» проектированием, создавая лишь впечатляющие конкурсные проекты, или преподаванием, в то время как реальное строительство городов велось по проектам малоизвестных и не всегда достаточно квалифицированных архитекторов, работавших, как правило в ведомственных проектных конторах (64).

Творческо-экспериментальные мастерские призваны были стать одной из новых форм привлечения высокого профессионального потенциала ведущих мастеров к практической работе. Усилия, которые прикладывало в этом направлении руководство Академии, а позднее и вновь созданного в сентябре 1943 г. Комитета по дела архитектуры, имели и более глубокий прагматический смысл. Необходимость в сжатые сроки решать гигантские по объему и сложности практические задачи восстановления сразу же выявила отсутствие законодательно-нормативной базы этой деятельности.

Нормативные градостроительные акты, изданные в 1920-х-начале 1930-х годов, устарели и стали совершенно непригодными для использования в новых условиях. В большинстве случаев отсутствовали или были утрачены данные топогеодезической съемки в городах и довоенные проектные разработки. Недоработанными даже теоретически оказались многие важнейшие вопросы функционирования города - от классификации населенных мест и перспектив их социально-экономического развития до урегулирования взаимоотношений города с промышленными ведомствами.

Главная ставка в этот период была сделана на культуру, творческую интуицию и профессиональный опыт мастеров, пусть даже и не работавших ранее в качестве градостроителей. Негласно полагалось, что фигура мастера-творца сможет заслонить собой брешь в градостроительной науке и законодательстве, силой своего творческого воображения сумеет гармонизировать, собрать город в нечто цельное, компенсировав тем самым отсутствие или недостаточность градоведческих знаний. От мастеров ждали расшифровки и перевода в пластические и пространственные формы общей установки: «создать города, ансамбли и отдельные здания, еще более красивые и величественные, чем они были до разрушения».

Сегодня появилась возможность реконструировать историю существования творческо-экспериментальных мастерских Академии, опираясь на материалы, хранящиеся в Российском Государственном архиве экономики. Если проекты, созданные в творческо-экспериментальных мастерских, достаточно известны, то о самих мастерских известно мало. Очевидно, это связано с тем, что в организационном плане и хронологическом смысле мастерские оказались довольно эфемерными образованиями. Знакомясь с разрозненными и скудными архивными сведениями о них, невольно поражаешься, как при почти полной материально-технической и кадровой необеспеченности можно было в короткий срок проделать такую огромную и сложную работу.

Начало формирования мастерских де-факто можно отнести к июлю 1942 г., когда приступили к работе творческие группы А.В.Щусева и Л.В.Руднева (65). Попытка зафиксировать существование мастерских де-юре была сделана в феврале 1943 г. Руководство Академии обратилось с письмом в СНК СССР, в котором просило утвердить новую структуру, в том числе 10 творческо-экспериментальных мастерских «для восстановительного строительства и строительства на Востоке». Предлагалось также закрепить на постоянной основе стихийно сложившиеся в годы войны группы Академии в Новосибирске, Свердловске, Ташкенте и других городах, создав институт уполномоченных Академии на местах (66). Такие группы наряду с мастерскими должны были составить научно-проектную базу Академии, охватывающую все территорию страны.

По первоначальному списку, утвержденному на заседании Президиума московской группы Академии 5 апреля 1943 г., предполагалось создать 8 мастерских, возглавляемых действительными членами Академии (К.С.Алабяном, А.Г.Мордвиновым, Н.Я.Колли, Б.М.Иофаном, И.В.Жолтовским, А.В.Щусевым, Л.В.Рудневым, М.Я.Гинзбургом) и 2 мастерских, возглавляемых архитекторами А.С.Никольским и Н.П.Северовым, которым предстояло заниматься колхозным строительством (67). Основное распределение обязанностей также виделось не совсем так, как оно сложилось впоследствии: например, Иофан должен был заняться проектированием Калинина, Колли - Новгорода или Пскова, вопрос о загрузке мастерской Руднева оставался открытым.

Месяцем позже мастерские Никольского и Северова исчезли из списка, зато добавились мастерские действительных членов Академии В.А.Веснина, Г.П.Гольца и члена-корреспондента В.Г.Гельфрейха (68).

Очевидно такая корректировка была связано с возрастающим персональным статусом мастерских, ориентированных на конкретную творческую личность. На эволюцию в этом направлении указывают и несколько вариантов Положения о творческо-экспериментальных мастерских, подготовленных в течение 1943 года.

Так, в первом варианте они именуются мастерскими Академии, а их задача формулируется как творческая разработка «важнейших вопросов теории советской архитектуры и архитектурно-художественных и строительно-технических проблем, имеющих особо важное народно-хозяйственное значение, в целях оказания непосредственной творческой и практической помощи строительству».

Во втором варианте задача формулируется как «разработка творческо-экспериментальных проблем, выдвигаемых академиками - руководителями творческих мастерских, разработка проектов... по заданию Правительства и хозяйственных организаций». В третьем варианте меняется и наименование: теперь это творческие мастерские академиков архитектуры, создаваемые для их «творческой, научной и проектно-производственной деятельности в системе Академии архитектуры СССР» (69).

Официальная организация мастерских состоялась 20 мая 1943 г., когда последовало соответствующее распоряжение СНК СССР. По этому распоряжению мастерские подчинялись непосредственно Президиуму Академии, но часть работ имели право выполнять на договорных началах (70).

Судя по документам, статус творческой лаборатории мастера, обдумывающего важнейшие проблемы советской архитектуры, во многом оставался лишь на бумаге. Наряду с проектированием таких значительных объектов как генпланы и проекты центральных ансамблей Сталинграда, Севастополя, Воронежа, Калинина и др. мастерские захлестывала «текучка» - приспособления для жилья полуразрушенных строений, использование сохранившихся фундаментов и т.п., что в условиях острейшего дефицита сил проектировщиков было неизбежным (71).

Работу творческо-экспериментальных мастерских значительно осложняло то, что их руководители были, что называется, нарасхват - ведь архитекторов высшей квалификации катастрофически не хватало. В марте 1944 г. Академия архитектуры насчитывала 22 действительных члена и 38 членов-корреспондентов (72). А только в этом году Комитет по делам архитектуры, в ведение которого была передана Академия, организовал проектные работы более чем по 80 разрушенным городам. Комитету пришлось создать специальную систему ответственных консультантов из числа членов Академии, на которых возлагалась обязанность обеспечивать высокое архитектурное качество проектов восстанавливаемых городов (73).

Члены Академии возглавляли десятки бригад, рассылаемые Комитетом в разрушенные города с целью их обследования и подготовки первых предложений по восстановлению, участвовали в многочисленных архитектурных конкурсах. Вопрос о выезде ведущих мастеров для практической проектной работы на местах обсуждался в это время как один из важнейших (74). Не меньшие трудности в работе творческо-экспериментальных мастерских определялись и хроническим дефицитом среднего звена проектировщиков и технического персонала. Скромный штат мастерской в 6 единиц как правило был заполнен наполовину, а то и вовсе состоял из 1-2 человек. Правда, для организации технической помощи мастерским в сентябре 1943 г. было создано специальное Проектно-техническое бюро (75). Но поскольку оно, также как и мастерские, подчинялось непосредственно Президиуму Академии, то очень быстро превратилось в самостоятельное образование, развернув свою собственную проектную деятельность на договорной основе.

Не были обеспечены мастерские и помещениями. Так, например, мастерской Иофана было поручено проектирование Новороссийска, но при этом оговариваюсь, что работа будет вестись на площадях одновременно возглавляемой им мастерской Управления строительством Дворца Советов (76).

В январе 1944 г. в составе Комитета по делам архитектуры организуется хозрасчетное предприятие «Государственные архитектурные мастерские», которое также в какой-то степени оттягивало силы от творческо-экспериментальных мастерских Академии. В апреле 1944 г. туда вместе с сотрудниками своей мастерской переходит В.Г.Гельфрейх, позднее - А.В.Щусев. В начале 1945 г. И.В.Жолтовский возглавляет специально созданную для него в системе Комитета мастерскую-школу, призванную готовить из молодых архитекторов специалистов высшей квалификации.

К оставшимся 7 мастерским в 1945 г. добавляется мастерская члена-корреспондента Академии А.К.Бурова в 1946 г. - действительного члена Академии В.Н.Семенова В конце 1944 г. или начале 1945 г. расформировывается мастерская Б.М.Иофана, а в феврале 1947 г. - организовывается вновь. В 1946 г. ушли из жизни Г.П.Гольц и М.Я.Гинзбург. Руководство мастерской Гольца принял на себя член-корреспондент Академии Н.П.Былинкин. Мастерскую Гинзбурга, которая к этому времени оказалась в составе Проектно-технического бюро и официально называлась мастерской Южного берега Крыма - возглавил архитектор И.С.Гуревич. Весьма недолгий срок просуществовала в системе Академии и мастерская члена-корреспондента М.П.Парусникова.

1947 г. в истории послевоенного советского градостроительства был в известной степени переломным, это год перехода к полномасштабному практическому строительству. К этому моменту уже были выработаны определенные приемы и навыки застройки городов, получившие если не глубокое теоретическое обоснование, то директивное утверждение. Значение персонифицированного архитектурного творчества, личности мастера с этого момента начинает заметно ослабевать. Изменение духовной атмосферы в стране, конец краткого периода либерализации также не способствуют индивидуальному творческому самовыражению.

Все это незамедлительно сказалось на судьбе творческо-экспериментальных мастерских Академии. В июне 1947 г. их деятельность признается неэффективной и по предложению директора Проектно-технического бюро Я.А.Аир-Бабамяна Президиум Академии принимает решение объединить обе структуры в Институт экспериментального проектирования Академии архитектуры. Ходатайство об этом направляется в Комитет по делам архитектуры и в Правительство (77).

Постоянная сверхзанятость руководителей мастерских привела в конечном итоге к тому, что мастерские парадоксальным образом оказались почти не загруженными проектной работой. Вопрос об этом вплотную встал уже в начале 1948 г. В течение первого полугодия были освобождены от руководства мастерскими А.К.Буров, Б.М.Иофан, М.П.Парусников, Л.В.Руднев (78). Проходит серия сокращений сотрудников мастерских, многие из них вместе со штатными единицами распределяются в научно-исследовательские институты Академии.

В августе 1948 г. была сделана, по сути, последняя попытка сохранить личностный статус творческо-экспериментальных мастерских, придав их работе новую направленность. Дело в том, что, как уже упоминалось, решением СМ СССР от 12 декабря 1947 г.. Институт аспирантуры Академии как учебное заведение был ликвидирован. Вместо этого при президиуме был создан отдел аспирантуры Встал вопрос о распределении аспирантов по научным институтам и творческим мастерским, руководимых крупными мастерами-академиками. Однако кто и как должен был работать с аспирантами, оставалось совершенно неясным. Академик-секретарь Н.П.Былинкин предложил реорганизовать творческо-экспериментальные мастерские в мастерские-школы, где мастер-педагог будет считать своей центральной задачей подготовку кадров (79).

Характерно, что в докладной записке Н.П.Былинкина нет никаких ссылок на опыт уже существовавшей тогда мастерской-школы И.В.Жолтовского. Объясняется это и критикой, которой подвергалось тогда творчество мастера, и довольно сложным положением самой школы. Еще в апреле 1947 г. Жолтовский обратился в правительство с просьбой улучшить условия работы его мастерской, которая к тому времени насчитывала уже 30 молодых стажеров, но размещалась в одной небольшой комнате на территории ГУМа. Работа в основном шла на квартирах, причем архитекторы мастерской-школы были почти лишены возможности участвовать в практическом строительстве. В следующем, 1948 г. положение мастерской-школы еще более ухудшилось. Начались раздоры Жолтовского с руководством Комитета. Сначала речь шла о ликвидации повышенного тарифа на проектные работы, которым пользовалась мастерская-школа, затем - о превращении ее в обычную мастерскую и слиянии с Государственными архитектурными мастерскими, позже - о ликвидации мастерской-школы.

Тем не менее, косвенно опыт школы-мастерской Жолтовского, видимо был учтен Былинкиным. Это ощущается и в продуманности программы различных этапов обучения аспирантов, и в заботе о поисках достойного помещения, и в механизме осуществления проектов мастерских. Вместе с тем, этой докладной записке явно было присуще некоторое прекраснодушие, выразившееся, в частности, в том, что для размещения школ-мастерских предлагалось ликвидировать Проектно-техническое бюро Академии и освободить его помещение на ул. Горького.

Такое постановление действительно было принято Президиумом Академии в октябре 1948 г., но по настоянию Комитета через полтора месяца было отменено. Президиум Академии вернулся к идее о слиянии мастерских и Проектно-технического бюро в Институт научно-экспериментального проектирования и опытного строительства при Президиуме Академии.

Этот институт предполагали ввести в новую структуру Академии, в которой предлагалось создать три отделения: архитектурных наук, истории и теории архитектуры, инженерно-строительных наук.

В бытность Комитета по делам архитектуры эта структура так и не была утверждена. 30 июля 1949 года был ликвидирован и сам Комитет, а его функции переданы Министерству городского строительства. Творческо-экспериментальным мастерским Академии в новой управленческой структуре, ориентированной сугубо прагматически и не испытывавшей потребности в выработке новых градостроительных концепций, места уже не нашлось.

Академия архитектуры в период формирования «единой технической политики»

Министерство городского строительства, в ведение которого была передана Академия, просуществовало недолго – уже 15 марта 1951 г. Академия перешла под юрисдикцию недавно образованного Государственного Комитета СМ СССР по делам строительства (Госстрой СССР). Все эти административные перетряски не были случайностью. Дело в том, что в конце 1940-х гг. было положено начало процессу изменения государственной архитектурно- градостроительной политики, приведшего в итоге к радикальной перестройке середины 1950-х гг.

Период 1947-1949 гг. можно считать рубежным для послевоенного градостроительства. Современные исследования (80) показали, что к этому времени, когда закончилась расчистка руин в разрушенных городах, несколько окрепла материально-техническая база строительства и начался переход к более масштабным практическим работам не только по восстановлению, но и по реконструкции тыловых городов, профессиональная архитектурно-градостроительная деятельность опиралась, по сути, на нежизнеспособную концепцию города и неэффективную организационно-управленческую систему. Неблагоприятные перемены происходили в этот период в жизни страны в целом: возврат к довоенной модели экономического развития способствовал бурному, но бессистемному росту объемов промышленного строительства и взрывному, как и в 1930-е годы, образованию новых поселков при предприятиях, нарастанию тенденций хаоса в структуре и застройке городов. Резко усилились контроль над духовной жизнью общества, стремление к культурному изоляционизму, несколько поколебленному в годы войны.

Многие архитектурно-градостроительные вопросы, связанные с изучением и использованием зарубежного опыта, до того обсуждавшиеся более или менее в рамках профессии, получали все более негативную политическую окраску, а тон их обсуждения становился все более нетерпимым. В тяжелой нравственной атмосфере второй половины 1940-х годов дальнейшие поиски содержательной концепции города оказались невозможными. По сути, происходило выхолащивание профессионального содержания архитектурно-градостроительной деятельности, которое ранее виделось в создании города как самоценной социокультурной целостности, пусть и специфически понимаемой в качестве задачи создания «города-ансамбля».

Распространенный еще недавно тезис об «искусстве градостроительства», основанном на тщательном изучении наследия и овладении архитектурным мастерством, сменился тезисом о «подведении научной базы под градостроительство». Изучение материалов этого времени позволяет утверждать, что под «научной базой» градостроительства в этот момент подразумевалось развитие комплекса инженерно-строительных наук. Именно здесь следует искать ответ о содержательно-смысловом заполнении профессионального поля деятельности, точнее о замещении утраченного предмета архитектурно-градостроительного творчества. Проблема создания «города-ансамбля» официально не была снята с повестки дня, но глубинный смысл государственной политики в сфере градостроительства существенно изменился. С этого времени поиски содержательной концепции города, по сути, уступили место поиску технических средств застройки городов, приобретших самоценное значение.

Мингорстрой, а затем Госстрой представляли собой структуры, в первую очередь озабоченные введением в стране единой технической политики строительства, а не архитектурной проблематикой застройки городов. В начале 1950-х годов управленческая система, достигнув предела своей централизации, стала вновь рассыпаться - от Госстроя в этот период отпочковывались все новые и новые отраслевые министерства, застраивавшие города по своему усмотрению.

Фактически, начиная с рубежа 1947-1948 годов, государство, при формальном сохранении прежних установок, касающихся целостной застройки ансамблей, ввело новую основу градоформирования - строительно-технологическую, но эта изменившаяся ситуация не была отрефлексирована профессиональным сознанием в целом, и в первую очередь Академией архитектуры (81).

Только прикладная проблематика комплекса инженерно-строительных дисциплин могла выдержать те откровенно потребительские требования, которые стали предъявляться в это время к архитектурно-градостроительной науке. В октябре 1947 г. К.С.Алабян выступил со статьей «Два вопроса архитектурной теории», где обрушился на историко-теоретические работы Академии архитектуры за то, что «ни одна из них не поставила в тесную органическую связь и зависимость органические ряды и масштаб сооружения с идейным содержанием образа. Еще нет теории композиции, которая дала бы в руки архитектора некоторые законы построения архитектурной организации в зависимости от его идейного содержания» (82). При этом Алабян прямо говорил, что разработка такой «архитектурной грамматики» необходима для того, чтобы «резко поднять качественный уровень нашей архитектурной практики, резко повысить мастерство всей массы советских архитекторов».

На VIII сессии Академии архитектуры в декабре 1947 г. К.С.Алабян долго говорил о том, что архитектурная наука совершенно недостаточно влияет на архитектурную практику и слабо способствует дальнейшему успешному поступательному развитию советской архитектуры. Одновременно газета «Советская культура» опубликовала передовую статью «Советскую архитектурную науку - на высшую ступень» с аналогичными упреками (83).

Если попытаться сформулировать главную мысль всех выступлений и докладов 1947 г., посвященных развитию архитектурной науки и строительной техники, то она сводится к следующему: мы должны обогнать Запад по уровню технического прогресса, «но избежать его бездуховности». Именно в таком контексте велось, к примеру, обсуждение одного из главных событий архитектурной жизни этого времени - решения о строительстве в Москве высотных зданий.

Один из авторов общего замысла - Б.М.Иофан, делая специальный доклад на VIII сессии Академии архитектуры, посвященный будущим высотным зданиям Москвы, большую часть речи потратил на доказательство того, что ни о каком копировании американских небоскребов здесь не может быть и речи: «Отличие советских многоэтажных зданий от зарубежных сооружений заложено в самой основе нашей жизни. Мы задумываем композицию силуэта города в целом и в связи с этим намечаем расположение многоэтажных зданий в городе... В США, где в течение 50 лет широко была распространена практика сооружений «небоскребов», сейчас стало модным говорить о малоэтажном строительстве... Случайно сгруппированные «небоскребы» создают лишенные солнечного света улицы-ущелья, оставляющие гнетущее впечатление. Многоэтажные здания, сооружаемые в Москве, будут свободны от этого недостатка. Располагаемые на достаточно открытом пространстве, на значительном расстоянии друг от друга, они не лишают улицы и площади необходимого проветривания и солнечного света, не будут давить своей массой на человека» (84).

Архитектурная мысль рубежа 1940-50-х гг. была по-прежнему занята рассуждениями о городе как едином ансамбле, теперь уже в связи с поисками средств сохранения визуально-композиционного контроля над расползающейся, вследствие хаотичного строительства, территорией городов. С этих позиций строительство в Москве системы высотных зданий рассматривалось как новый градостроительный идеал, обладающий универсальным значением для всей страны.

Нарастание кризисных явлений в застройке городов в конце 1940 - начале 1950-х годов, связанных с рассогласованной и практически неконтролируемой деятельностью ведомств, позволяло принимать лишь частичные решения, связанные с архитектурной реконструкцией городов, почти не оказывавшие влияния на их территориальное развитие. В этих условиях город, распадающийся в социально-функциональном отношении, архитекторы все еще пытались удержать композиционными средствами, обсуждая, как застраивать повсеместно возникавшие магистрали-гиганты.

В этом контексте понятно, почему в начале 1950-х годов наблюдалась новая волна апелляций к архитектурно-градостроительной науке. Но если в I947-I948 гг. от науки ждали мощного градоформирующего импульса, долженствующего прийти на смену «искусству градостроительства», то теперь она скорее рассматривается как инструмент рефлексии, как средство, позволяющее объективно разобраться в том, что происходит в реальной практике. Отсюда многочисленные призывы наладить, наконец, работу по обобщению градостроительной практики: «До сих пор нет теоретических работ, обобщающих на надлежащем профессиональном уровне практику градостроительства Москвы, Ленинграда и других городов. В этом отношении Академия архитектуры и, в частности, ее Институт градостроительства в большом долгу перед советской архитектурой. Отсутствие полноценной научной основы градостроительства ведет к тому, что в практике застройки городов решения принципиальных вопросов зачастую отражают вкусы или субъективные понятия отдельных лиц - главных городских архитекторов, руководителей исполкомов городских советов» (85).

На научное обобщение несовершенной, по всеобщему признанию, градостроительной практики возлагалось слишком много надежд: «Обобщение нашей градостроительной практики Институту градостроительства надо взять как свою центральную задачу, как одну из основных тем. Причем, по-видимому, в этом отношении придется провести какую-то классификацию городов, чтобы найти и вывести какой-то объективный закон, - если можно применить этот термин к законам о планировке городов» (86).

Но здесь круг замыкался, потому что попытки обобщить практику натыкались на незнание ситуации в городах, незнание фактов. Их сбор и осмысление требовали разработки соответствующего методологического инструментария и большого времени, которого, как всегда, не было.

Об этом достаточно ясно говорил В.В.Бабуров на XI сессии Академии архитектуры: «Я считаю, что мы в Академии по-настоящему еще не подошли к уяснению того, что значит обобщение практики. Мы до сих пор и в других институтах, и у нас в Институте градостроительства не смогли установить метод сбора, отбора анализа фактов...» (87).

На самом деле в послевоенное десятилетие в Академии и ее научных институтах был проделан огромный объем работы: разрабатывались проблемы планировки и застройки жилых районов в крупных городах, нормы градостроительного проектирования, создавалась система климатического районирования жилищ, шла работа над Урочным положением для строительства; изучались вопросы организации материально-технической базы для восстановления городов, были созданы новые лаборатории – физико-механических испытаний, теплотехники, акустики; разрабатывалась модульная система для гражданского строительства, продолжались работы по типизации жилых и общественных зданий; проводилось изучение опыта застройки городских центров, выполнялись исследования о центрах древнерусских городов, о городах и ансамблях античности, средневековья и классицизма, разрабатывалась программа трехтомного издания по истории теоретических учений; большое внимание уделялось разработке темы увековечения народного подвига в войне, ставились вопросы архитектурной выразительности, монументальности, синтеза искусств как средств создания архитектурно-художественного образа произведений. Этот далеко не полный перечень исследований Академии отражает как стремление охватить все стороны такого сложного явления, как архитектура, так и стремление связать их с практикой. Последнее, правда, удавалось не всегда, поскольку Академия испытывала хронические трудности материально-технического порядка, недостаток ассигнований на организацию экспедиций, полевых исследований, сбор материала на местах.

Серьезно мешала нормальной профессиональной работе и сама атмосфера этого времени. Так, например, планы работы Института истории и теории архитектуры подверглись критике и значительной корректировке в ходе начавшейся летом 1946 г. партийно-правительственной кампании борьбы с «западным упадничеством», «декадентскими тенденциями», «формализмом», переросшая в 1948 г. в масштабную борьбу с «космополитизмом». Началась яростная критика «эстетского формотворчества, лишенного современного содержания» (88) в практике архитектуры, а также недостатков в работе Академии: отсутствия значительных общетеоретических работ, «раскрывающих богатство идейного содержания советской архитектуры», недостаточно критического подхода к изучению практики зарубежных стран, увлечения историзмом, недостаточной связи учреждений Академии с реальным строительством и т.п.

За «космополитизм» из Академии были уволены многие ведущие сотрудники, в том числе А.Г.Габричевский, Д.Е.Аркин. А.Л.Пастернак, Р.Я.Хигер. Меняется руководство Академии – после кончины в 1949 г. В.А.Веснина президентом становится А.Г.Мордвинов. Директора Института архитектуры общественных и промышленных сооружений Н.Я.Колли сменяет К.А.Иванов, директора Института градостроительства В.Н.Семенова - В.В.Бабуров.

За «преклонение перед западом» в этот период подверглась разносной критике книга «Градостроительство», выпущенная коллективом авторов под руководством А.В.Бунина еще в 1945 г и даже выдвинутая тогда на Сталинскую премию, за «ложный историзм» - книга А.В.Бунина и М.Г.Кругловой «Архитектурная композиция городов», вышедшая еще до войны – в 1940 г., за «космополитизм» — книги и статьи Д.Е.Аркина (89). За «формализм и эстетство» подвергся жесточайшей критике И.В.Жолтовский и его последователи.

«Идеологические выволочки» устраивались также многим из ведущихся в Академии теоретических и исторических работ – в первую очередь над учебниками «Основы советского градостроительства» (рук. В.Н.Семенов), «История советской архитектуры» (рук. А.И.Михайлов).

В конце 1940-х-начале 1950-х гг. безусловно приоритетной тематикой Академии была застройка Москвы, опыт строительства домов повышенной этажности, с применением новейших для того времени технологий, художественные особенности застройки столичных магистралей. В 1949 г. на базе институтов массовой архитектуры и художественной промышленности был создан Институт архитектуры жилища (директор П.Н.Блохин). Вопросам проектирования многоэтажного жилища была посвящена IХ сессия Академии 1950 г., а затем общее собрание членов Академии в июне 1951 г.

В связи с этим говорилось о том, что работы специально созданных для застройки Москвы магистральных мастерских только тогда будут правомерны, когда они будут объединены между собой в самом процессе творчества. Эта мысль зависала в воздухе из года в год, не находя никакого конструктивного решения. В 1953 г. президент Академии архитектуры СССР А.Г.Мордвинов говорил в своем докладе: «Совершенно очевидна необходимость разработки объемно-пространственного решения города в целом. Между тем, наши магистральные мастерские работают разобщенно, не имея четкого представления об ансамбле города в целом и ни о масштабе города в целом... Поэтому, параллельно с проектированием застройки магистралей, необходимо развернуть разработку архитектурного решения города в целом» (90).

В следующем году он говорил то же самое, ссылаясь на обсуждение этого вопроса четыре года назад: «Возьмите вопросы тех же самых магистралей. Мы ведь еще в 1950 г. на IX сессии Академии архитектуры СССР отмечали, что в высшей степени важно представить себе Москву, как она будет выглядеть в дальнейшем, какая будет градостроительная идея Москвы. Высотные дома стоят - это факт, значит нужно создать какую-то общую градостроительную идею, а за эти три года ничего не сделано в этом отношении, каждая мастерская проектирует магистрали сама во себе и получается штучное проектирование магистралей... значит, единой градостроительной идеи нет» (91).

Работы Академии архитектуры первой половины 1950-х гг. отличались особенно большой дробностью и многотемностью, двойственностью ставившихся перед ней задач, что в какой-то степени отражало общую ситуацию в архитектуре и градостроительстве того времени. С одной стороны, едва ли не каждую новую постройку требовалось рассматривать как некий современный «памятник архитектуры», оценивая прежде всего ее идейное содержание, художественный уровень, сопоставляя с гениальными достижениями прошлых эпох, рассматривая, насколько «критично» использованы формы архитектурного наследия и т.п. С другой стороны, практика настоятельно выдвигала в качестве главной, определяющей техническую, производственную сторону архитектуры, требовавшую совсем иных критериев.

С 1951 г. вопросы массового строительства, типизации и индустриализации начинают приобретать все большее значение. В периодической печати время от времени появляется «антиукрашательская» критика. Однако деятельность Академии проходила как-то «сбоку» надвигающихся и постепенно разворачивающихся процессов, лавируя между сугубо схоластическими теориями и насущными конкретными вопросами. Академия явно не находила себе места в быстро меняющихся условиях. Профессиональный анализ текущей практики часто заменялся идеологическими по форме и конъюнктурными по существу спорами, а личные обвинения в непонимании ситуации, бросаемые тем или иным отдельным сотрудникам, в конечном итоге оборачивались против самой Академии. Естественно, члены Академии чувствовали всю сложность и неопределенность положения, но не могли найти из него приемлемого выхода.

Все многочисленные обсуждения этого времени тотчас принимали негативный характер, независимо от того, о чем шла речь, а редкие позитивные моменты тонули в общих «идеологически выдержанных» фразах.

В январе 1954 г., на ХII сессии, посвященной задачам Академии в связи с постановлением сентябрьского (1953 г.) Пленума ЦК КПСС «О мерах по дальнейшему развитию сельского хозяйства», намечались «мероприятия по обсуждению идейно-творческой направленности развития советской архитектуры», предполагалась выставка работ членов Академии как основа дискуссии по вопросам современного этапа развития советской архитектуры, «свободной и вместе с тем деловой, глубокой и принципиальной дискуссии» (92). Однако никакой дискуссии не получилось. Вновь зазвучала резкая критика «украшательства, излишеств, реставрационного отношения к наследию, недооценки вопросов экономики и новой техники» (93). Но было и нечто новое – на этот раз критика звучала не от лица Президиума и членов Академии, а со стороны сотрудников институтов типологического и инженерно-строительного профилей: Н.Н.Щетинина, Г.А.Градова (НИИ архитектуры общественных и промышленных зданий), Г.Н.Прозоровского (НИИ стройтехники).

После инспирированного рядом сотрудников Академии июньского закрытого письма ЦК КПСС о недостатках в практике советской архитектуры и строительства тот же процесс развернулся с еще большей остротой в августе 1954 г. на собрании действительных членов, членов-корреспондентов и актива Академии, когда ее сотрудники - Н.Н.Щетинин, К.А.Иванов, Г.А.Градов, К.И.Трапезников, А.И.Михайлов и другие - выступили с крайне резкой критикой деятельности Академии в целом и, в первую очередь, ее президиума (94). При этом многие из выступавших, чувствуя за собой поддержку руководства страны, брали на себя смелость «теоретизировать»: в архитектуре главное – материальное, утилитарное начало. Характерным примером такого поучающе-теоретизирующего тона стала, например, опубликованная несколько ранее статья Г.Н.Прозоровского в «Вечерней Москве» от 11 апреля 1954 г.

Совещание сделало решительный вывод о необходимости «новой постановки теоретической работы» в стенах Академии, о необходимости «дискуссии по основным проблемам советской архитектуры», ибо Академия «упустила из виду творческие вопросы советской архитектуры… Институты не вливаются оперативно в текущую практику советской архитектуры, не обобщают творческие опыты отдельных советских мастеров в области жилых и общественных зданий, не проводят широких дискуссий и обсуждений, способных уяснить передовые тенденции современной советской архитектуры в их борьбе с отдельными регрессивными тенденциями» (95). Основной удар пришелся на Институт истории и теории архитектуры: «Институт, обладая серьезным коллективом научных работников, ограничивая свою деятельность выполнением одного плана, не ставит надлежащим образом дискуссионные вопросы современности…». Критика была полностью принята руководством Академии, но это уже ничего не могло изменить.

На проходившем 30 ноября-7 декабря 1954 г. Всесоюзном совещании строителей, архитекторов и работников строительного и дорожного машиностроения, проектных и научно-исследовательских организаций, созванном ЦК КПСС и Советом Министров СССР, критика (а точнее «разнос») создавшегося положения прозвучала на самом высоком партийно-правительственном уровне.

ХIII сессия Академии, проходившая в апреле 1955 г. и посвященная рассмотрению и утверждению плана научных работ, «в свете задач, выдвинутых Всесоюзным совещанием строителей», оказалась последней в ее жизни. Здесь, в докладе президента А.Г.Мордвинова, был уступлен, можно сказать, последний рубеж: высотные здания Москвы, еще недавно считавшиеся несомненным достижением советской архитектуры, как с художественной, так и с технологической сторон, теперь обернулись столь же несомненной неудачей. Их авторы, виднейшие советские архитекторы, были обвинены в «увлечении решением градостроительных задач, силуэтов, создании эффектных фасадов и парадных интерьеров», в том, что «не уделялось должного внимания экономичности и удобствам эксплуатации» (96).

Более всех досталось Л.М.Полякову – и за гостиницу «Ленинградская», и за архитектуру Волго-Донского канала. Его обвиняли в «неверной направленности творческих исканий, в отсутствии поисков новых архитектурных приемов, созвучных новому социалистическому содержанию нашей эпохи», в том, что он в интерьерах гостиницы «перебрасывается то в ХVII, то в ХVIII, то в ХIХ вв., забывая, о том, что главным источником вдохновения должна служить советская действительность».

Вновь подвергались критике дипломные проекты, разработанные под руководством членов Академии, ненаучность архитектурной науки и некритичность архитектурной критики.

Деятельность всех академических институтов также была признана неудовлетворительной. При составлении планов на будущее на высоте оказались только руководители инженерно-технических подразделений Академии, выступившие с конкретными предложениями в русле своих насущных проблем. Было предложено также создать новые академические институты: архитектуры промышленных зданий и сооружений; строительных и отделочных материалов; сантехники и внутреннего оборудования; экономики, механизации и организации строительства.

Вместе с тем в материалах ХIII сессии ощутимы и «оттепельные» тенденции, немыслимые еще несколько лет назад. Например, предлагалось ввести в план Академии темы по изучению архитектурной практики зарубежных стран, устраивать выставки и встречи с архитекторами стран народной демократии, Китая; рассмотреть вопрос о наличии школ в советской архитектуре и определить отношение к этим школам; углубленно заниматься общими вопросами теории архитектуры; выбирать директоров институтов, зав. секторами и старших научных сотрудников на конкурсной основе и т.п.

Практически параллельно сессии прошло одно из самых заметных академических мероприятий того времени – дискуссия «О природе и специфике архитектуры», также состоявшаяся в апреле 1955 года. На дискуссии архитектура обсуждалась как «качественная ступень строительной деятельности», как вид деятельности и как ее продукт, как общественное явление, принадлежащее одновременно «базису» и «надстройке», как единство материальной и духовной культуры. Здесь выявились две крайние позиции: архитектура - только то, что имеет образно-художественные качества, она отличается от «простого строительства», воплощая в образной форме определенное идейное содержание (И.Л.Маца), и архитектура - это вся область строительства (К.А.Иванов). Дискуссия проходила горячо и взволнованно, было много выступающих, статьи в прессе, печатавшиеся «в порядке обсуждения», но, по большому счету, ни к чему не привела, позиции сторон не были приняты в полной мере ее участниками (97). Не было, да и не могло быть найдено ответов и на самые больные вопросы практики, чего, собственно, все ждали в этот момент от науки. Вот что писал по этому поводу М.П.Парусников: «Взять, например, проведенную недавно в Академии дискуссии о специфике и сущности архитектуры. Дискутировали целую неделю, но при этом не затронули ни одного факта архитектурной практики. Что же дает проектировщикам такая дискуссия? Ничего. Архитектору и студенту нужна наука, которая помогает ему в проектировании» (98).

Для проектирования предлагались в основном идеи, связанные с тем, как поставить на индустриальные рельсы производство традиционного архитектурного декора - на эти темы велись научные работы, выпускались каталоги деталей. Процесс художественного осмысления новых строительных технологий – дело не быстрое, он неотделим и от развития самих этих технологий. Но ждать, как всегда, было некогда. Постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР «О мерах по дальнейшей индустриализации, улучшению качества и снижению стоимости строительства» от 23 августа 1955 г. Академия архитектуры СССР была ликвидирована. Все ее институты и учреждения были переданы созданной тем же постановлением Академии строительства и архитектуры СССР при Госстрое СМ СССР (99).

В следующем постановлении «Об устранении излишеств в проектировании и строительстве» от 4 ноября 1955 г. «наличие крупных недостатков и извращений в архитектуре» объяснялось ошибками в работе Академии архитектуры. Итоги существования Академии подвел Второй всесоюзный съезд советских архитекторов, собравшийся 26 ноября 1955 г. (100).

На «рельсах индустриализации строительства»

Новая АСиА СССР довольно долго переживала организационный период и начала функционировать только в конце 1956 г. Первая сессия, посвященная архитектуре жилища, открылась в мае 1957 г. В докладах на сессии были рассмотрены типы квартир односемейного заселения, принципы экономичных приемов застройки по типовым проектам, освещены новые методы строительства, экономичные конструкции из местных строительных материалов.

В целом тематика исследований, помимо сугубо прикладных работ, направленных на изучение работы строительных конструкций и материалов, разработку типологии массовых жилых и общественных зданий, а также промышленных зданий (чем, собственно, занималась и «старая» Академия), сосредоточилась, по большому счету, в одном смысловом секторе, связывавшем, как тогда казалось, архитектурную теорию с практикой: как следует понимать художественные проблемы архитектуры в свете перехода к новым индустриальным технологиям?

Фактически этому были посвящены все выпуски нового сборника научных работ «Вопросы теории архитектуры», издававшегося переименованным в соответствии с новыми условиями Институтом теории и истории архитектуры и строительной техники. В 1956 г. этим институтом совместно с Союзом архитекторов СССР была проведена вторая (после дискуссии о природе и специфике архитектуры) теоретическая дискуссия, привлекшая к себе большое внимание. Она была посвящена вопросам традиций и новаторства в архитектуре, пониманию национальной формы архитектуры в условиях индустриализации. В докладах Г.А.Градова и Ю.С.Яралова приоритет отдавался новаторству, а при рассмотрении традиций особое внимание обращалось на природно-климатические условия, на принципы построения народного жилища, некоторые рациональные конструктивные приемы, цветовые решения, специфические для каждой республики, на «правдивое» отношение к материалу, свойственное народной архитектуре. Обращалось также внимание на то, что до сих пор всем этим вопросам уделялось мало внимания.

Были развернуты работы по теории архитектурной композиции в связи с индустриализацией строительства. Начались работы по истории строительной техники.

В какой-то степени новая Академия способствовала координации работ различных организаций над крупными, комплексными темами. Так уже к 1957 г. была завершена работа по жилому микрорайону, осуществленная в Институте градостроительства и районной планировки (рук. Б.Р.Рубаненко) с привлечением Академии строительства и архитектуры УССР, Гипрогора, Горстройпроекта, Ленинградского филиала Академии, Института жилища и Института теории и истории архитектуры и строительной техники.

Вместе с тем концептуальное видение города в целом в этот период в значительной мере было утрачено – об этом свидетельствовал, в частности, объемный, но полный общих мест доклад Н.В.Баранова «Развитие советского градостроительства» на III сессии АСиА, посвященной 40-летию Октябрьской революции (101).

Новым по сравнению со «старой» Академией было то, что изменившаяся социально-политическая обстановка позволила на более широкую ногу поставить службу информации о достижениях архитектуры и строительства, как в стране, так и за рубежом – для этих целей был создан специальный Центральный институт научной информации АСиА СССР.

Попытки новой Академии «вписаться в поворот» при очередном изменении государственной архитектурно-градостроительной политики не ограничивались рамками партийно-правительственных постановлений середины 1950-х гг. и принятого 31 июля 1957 г. постановления ЦК КПСС и Совет Министров СССР «О развитии жилищного строительства в СССР». И в новых условиях тотальной индустриализации строительства архитектурной профессии необходима была теоретическая рефлексия, внутреннее оправдание, построение системы аргументов в пользу нужности своего существования. Поэтому любые вскользь сказанные с высокой трибуны и не всегда глубоко продуманные слова служили поводом для теоретических дискуссий.

Один из таких поводов дал Н.С.Хрущев в своем докладе на ХХ съезде партии, сказав: «Дело чести наших архитекторов создать социалистический архитектурный стиль, который должен воплощать в себе все лучшее, накопленное архитектурной мыслью человечества в прошлом и, вместе с тем, опираться на самые передовые творения советского зодчества. Надо, чтобы в сооружаемых зданиях было максимум удобств для человека, чтобы здания были прочны, экономичны, красивы». В своей обобщенной демагогичности эта установка, в сущности, ничем не отличалась от установки начала 1930-х гг, но трактовать ее теперь следовало по-иному. Как именно – искренне пытались понять участники научного совещания по теме «Социалистический архитектурный стиль», проведенного в июле 1959 г. Институтом теории и истории архитектуры и строительной техники (102).

Доклады на совещании были сделаны К.А.Ивановым, П.А.Володиным, С.О.Хан-Магомедовым. Выступили 19 человек, 4 подали выступления в письменной форме. В ходе дискуссии выявилось три основные точки зрения на природу архитектурного стиля: стиль – идейно-эстетическая , художественная категория, причем социально-экономические условия жизни общества, прогресс строительной техники, идеология и эстетические идеалы народа являются лишь объективными предпосылками его появления и развития; стиль – категория идеологическая, выражающая в материальной и эстетической форме всю многостороннюю природу архитектуры; стиль в архитектуре – не чисто идейно-эстетическая или идеологическая категория, а более сложное явление – устойчивое единство основных материальных и идейно-эстетических особенностей архитектуры (103). На вопрос, что же такое социалистический архитектурный стиль, так и не было получено определенного ответа, несомненно было лишь то, что «социалистический архитектурный стиль переживет несколько стадий своего развития, и проявления его будут разнообразны».

В 1959 г. был опубликован фрагмент расширенных тезисов коллективного труда «Основы теории советской архитектуры», в котором говорилось: «Отличительные черты нового стиля есть во всех областях советской архитектуры, во многих типах зданий, но их нельзя изложить в виде росписи правил и канонов. Раньше полагали, что золотой фонд советской архитектуры состоит из трех-четырех десятков т.н. уникальных сооружений, но при верной, партийной оценке ее развития, в более крупном историческом плане, кристаллизация стиля обнаруживается прежде всего в самом городе как целостном организме, его структуре и тех свойствах застройки города, которые наиболее созвучны советскому времени» (104).

Относительно реконструкции существующих городов в этой работе проводилась мысль, что суть развития стиля большого современного города, несущего в себе исторические наслоения, - последовательная замена отмирающих клеток и членов городского организма, исходя из разумного улучшения целого.

Стиль – согласно этому тексту – не только эстетическая категория, она напрямую зависит от правильно и умело осуществленной экономичности градостроительства. Главное направление поисков стиля – создание комплексно застроенных жилых районов. На прошедшем в конце 1960 г. совещании по основным вопросам направленности творчества одним из ведущих признаков «социалистического архитектурного стиля» также было признано стремление приблизить жизнь людей к природным условиям - не пространство среди зданий, а здания среди пространства (105).

Тем временем в практике формировалась совершенно иная архитектурно-градостроительная реальность, характеризовавшаяся как «серая безликость» и «унылое однообразие» новых районов. Но на прошедших в 1960 г. Всесоюзном совещании по градостроительству и VI сессии Академии строительства и архитектуры СССР, посвященной задачам науки в градостроительстве, основное внимание было уделено все же не этой проблеме, а вопросам районной планировки, размещению промышленности, проектированию пригородных зон и городов-спутников (106). Проблема была переведена в плоскость остановки бесконтрольного роста все более расползавшихся за счет нового строительства крупных городов.

Что касается методики проектирования самого города, VI сессия АСиА СССР ограничилась тем, что обратила внимание на необходимость разработки в течение 1961-1963 гг. принципов и экономических показателей поэтапного проведения реконструкции населенных мест.

Практически на Всесоюзном совещании по градостроительству 1960 года, а также на многочисленных собраниях и предвыборных конференциях, проведенных по всей стране в период подготовки к III съезду архитекторов (он состоялся в мае 1961 г.) обсуждалась все та же главная проблема: как остановить рост крупных городов. В то же время изданный в августе 1960 г. указ Президиума Верховного Совета РСФСР о значительном расширении границ Москвы (в пределах строившейся в эти годы кольцевой автодороги) свидетельствовал о том, что проблема эта была весьма далека от решения.

Принятая на ХХII съезде Программа КПСС, возвещавшая начало нового этапа построения коммунистического общества, безусловно, подхлестнула желание вновь заняться поисками той единственно верной формулы, по которой можно было бы формировать города, «оптимальные» не только в экономическом, функциональном, но и в духовном отношении. Нужен был некий идеал, к которому подтягивались бы путем реконструкции старые, сложившиеся города, «чтобы достичь новых качеств городов коммунизма» (107). Вопрос о реконструкции городов, в первую очередь заброшенных и ветшавших центральных районов, где амбициозные послевоенные проектные замыслы так и не были до конца воплощены, встал с новой силой.

Критическое отношение к принципам регулярной планировки, характерное для 1950-х годов, с началом нового десятилетия уже не так однозначно. «В последнее время внимание архитекторов привлекает так называемая «свободная» застройка, и в связи с этим высказываются даже соображения о несвоевременности регулярной планировки. К сожалению, в этом случае неверно противопоставляются как взаимоисключающие два принципа: регулярной и свободной, живописной организации застройки. Надо особо подчеркнуть, что понятие города неотъемлемо от принципа регулярности. Игнорирование этого принципа равносильно признанию случайности и стихийности застройки... надо иметь в виду, что свободная планировка не исключает применения симметричных композиций, если в определенных конкретных условиях последние логичны и обоснованы» (108).

В неопубликованной работе Л.С.Богданова, подготовленной в Институте градостроительства и районной планировки АСиА в 1963 г., микрорайон, пожалуй, впервые представлен как явление, разрушающее город, его целостную структуру. Концепция микрорайонов - писал Богданов - служит лишь для оправдания распада города, который происходил в советском градостроительстве отнюдь не под влиянием планирующих или научных органов, а под давлением ведомственных интересов. Градостроительная наука лишь продемонстрировала свое бессилие перед лицом фактов. Разбросанность планов городов с экстенсивным использованием территории ничего общего не имеет с принципом централизованного регулирования. Расчлененный город, отмечал он, в качестве концепции города коммунистического будущего явно несостоятелен: «…мысль планировщиков в отношении структуры города поставлена в весьма тяжелые условия, так как утерянная ранее городами компактность планов под влиянием факторов жилищного строительства может превратиться в основной стимул полного планировочного распада города как единого целого» (109).

Именно развернувшееся в грандиозных масштабах жилищное строительство на периферийных территориях заставило вновь обратиться к центрам городов как к спасению от наступления от окончательного хаоса. «Периферия городов, отведенная под новое жилищное строительство, поглощает капиталовложения, которых все же не хватает на надлежащее благоустройство, в то время как центры городов, вполне сохраняющие свои функции общегородских элементов, ветшают и не имеют возможностей для реконструкции. В последнее время есть симптомы пересмотра этой догмы, но исходят они опять же не от теории градостроительства, а от весьма ощутимых результатов практики» (110).

Неудовлетворительный опыт реконструкции центров в послевоенный период заставлял теперь искать новые подходы. С 1961 проводится целая серия крупных конкурсов на планировку центров городов Владивостока, Целинограда, Мурманска, Архангельска, Перми, Ташкента, Вильнюса, Иваново, Ярославля, Ульяновска (111). Но предельное сужение творческих возможностей архитекторов, вынужденных ориентироваться на типовые проекты, дало о себе знать. Подводя итоги этих конкурсов, Н.В.Баранов писал: «Приходится отметить, что собственно архитектурно-художественной стороне градостроительства, созданию впечатляющего, достойного нашего времени архитектурного облика центров городов, качеству их пространственной композиции не уделяется нужное внимание» (112).

Концептуальная беспомощность новой Академии, уход научных исследований в сиюминутные, конъюнктурные вопросы стали очевидными в начале. 1960-х гг. Это, однако, не означало изменения государственной политики. Просто место научного центра заняла управленческая структура: постановлением ЦК КПСС и СМ СССР «О совершенствовании управлением капитальным строительством» от 11 января 1963 г. был образован Государственный комитет по гражданскому строительству при Госстрое СССР (113). Среди возложенных на него обязанностей по осуществлению «единой градостроительной политики» и руководству «работами по типовому проектированию жилых домов», последней упоминается «ответственность за внедрение в градостроительство современной архитектуры».

В августе 1963 г. АСиА СССР была ликвидирована. Снизившийся за последние годы статус Академии сказался и в том, как именно это было сделано. На этот раз не было даже правительственного постановления, все решилось приказом Госгражданстроя от 16 августа 1963 г. Академические институты перешли в ведение этой организации.

* * *

Изучение опыта существования двух Академий в советский период нашей истории показывает, что организация академического образования и академической науки отнюдь не была совершенной, а закончилось это и совсем уж нехорошо. И все же – что-то заставляет нас, живущих сегодня совсем в других условиях, снова и снова обращаться к этому опыту. Что-то заставило ведущих архитекторов страны 15 лет назад бороться за воссоздание Академии - в ее нынешнем виде. Думается, что в этом 22-летнем опыте, при всех сложностях следования прихотливым колебаниям советской государственной политики в области архитектуры и градостроительства, все же успело сформироваться, кристаллизоваться некое ядро профессии, позволившее ей и в последующие годы не только выжить, но и немалого добиться.

На глобальный вопрос ХХ века – формирование массовой архитектуры с ее проблемами типизации и индустриализации Академия начала искать ответ отнюдь не после партийно-правительственных постановлений 1950-х гг., а с первых дней своего существования, хотя тогда перед ней ставились совсем другие задачи. Но и вопрос устойчивого самоосознания архитектурной профессии с его проблемами художественного мастерства и изучения наследия – не снимался с повестки дня, хотя уже была объявлена тотальная индустриализация строительства. Это целостное ядро профессии как будто прокатывалось где-то в академических недрах, поворачиваясь то одной, то другой своей стороной в зависимости от обстоятельств, но не теряя своей самоидентификации. Академии можно было предъявить (и предъявлялось) множество претензий и упреков, в том числе и вполне справедливых, но ликвидация академической формы организации архитектурной науки не случайно была воспринята многими как трагедия профессии в целом.

Рассматривая сегодня жизнь Академии из исторического «далека», понимаешь, что наибольшие сложности возникали из двух составляющих, характерных вообще для советской культуры в целом: смешения и подмены одних понятий и функций другими и – нетерпения: некогда было терпеливо что-то выращивать, нужно было быстро «делать».

В 1930-е гг. в Академию пришли учиться люди, уже пережившие профессиональную «ломку» - им было объявлено, что из них будут ковать «мастеров». Но это оказалось нелегко, и запала хватило всего на несколько лет, потом начался закат аспирантской подготовки.

Академия изначально создавалась для просветительских функций, как своеобразное хранилище традиций мировой архитектурной культуры, для проникновения в вечные тайны профессионального мастерства, но от нее почти сразу же стали требовать «бежать впереди паровоза» и «как прожектор, освещать дорогу практике». Она призвана была влиять на практику через повышение общей профессиональной культуры архитекторов, но к ней подходили с конъюнктурными мерками, требуя отвечать сиюминутным потребностям нового строительства.

И все же, размышляя сегодня над тем, что же наиболее ценного содержит в себе этот опыт, очевидно, можно выделить, как минимум, три момента.

Это «штучный» подход к подготовке профессионалов экстра-класса, которым давали возможность «остановиться, оглянуться», на какое-то время отвлечься от проблем нелегкого быта и подумать о высоком. В их подготовке участвовали лучшие умы из разных областей науки и искусства.

Это широта, обилие и доступность профессиональной информации - как теоретического и архитектурно-художественного наследия, так и современности - конечно, насколько это позволял «железный занавес». Сначала эту роль выполняло издательство Академии, а затем, уже в конце 1950-х - начале 1960-х годы – Центральный институт научной информации.

И, наконец, возможно, самое главное, - это способность Академии играть роль своеобразного «электромагнитного поля», некоего структурирующего начала, заставлявшего разрозненные и разнохарактерные исследования в конечном итоге выстраиваться в целостный корпус профессионального знания. Или, если воспользоваться другим образом, - это был своего рода компас, который, несмотря на сильную качку и частые смены курса корабля советской архитектуры, все же всегда указывал направление на высокие и вечные гуманные ценности профессии.

Примечания

1.     Хазанова В.Э. Советская архитектура первой пятилетки. – М.: Наука, 1980

2.     Мостаков А. Вопросы планировки городов на съезде. // Архитектура СССР - 1937 - № 7-8 – С. 57-60

3.     О реорганизации архитектурного образования. Постановление правления ССА от 5 декабря 1932 г. - РГАЛИ, ф. 674, on. 1, ед. хр. 7, л. 133.

4.     Об учебных программах, и режиме в высшей школе и техникумах. Постановление ЦИК СССР. - "Правда ", 20 сентября 1932 г. - С. 1.

5.     Литературный институт им. М.Горького. Из постановления ЦИК СССР. - "Известия", 24 февраля 1933г. - С. 4.

6.     Об архитектурном образовании. Постановление ЦК ВКП(б) от 14 октября 1933 г. - "Справочник партработника" - вып. 8. – М.: Партиздат, 1934. - С. 446.

7.     Протокол заседания правления ССА от 15 августа 1932 г. - РГАЛИ. ф. 674, on. 1, ед. хр. 7, л. 14.

8.     Указ, документ

9.     РГАЛИ, ф. 674, on. 1, ед. хр. 7, л. 133.

10.   Коган Л. Академия трех искусств. - "Советское искусство", 3 декабря 1932 г. - С. 3.

11.   Карра А. Создадим архитектурно-художественный вуз. - "Строительство Москвы ", 1932, №10. - С. 8.

12.   Фридман Д. Ни мореплаватель, ни плотник. - "Советское искусство ", 8 января 1933 г.

13.   Протокол заседания правления ССА от 14 декабря 1932 г. - РГАЛИ. ф. 674, on. 1, ед. хр. 7, л. 24.

14.   Фридман Д. Указ, статья.

15.   Аркин Д. Организатор творческих кадров. Первые шаги ССА. - "Советское искусство", 15 августа 1932 г. - С. 2.

16.   Указ, статья

17.   РГАЛИ, ф. 674, on. 1, ед. хр. 7, л. 42.

18.   РГАЛИ, ф. В.Веснина, ед.хр. 17, л.1.

19.   Об архитектурном образовании., п.1

20.   ГА РФ, ф. 3316, on. 26, ед. хр. 173, лл. 33-34.

21.   ГА РФ, ф. 3316, on. 26, ед. хр. 453, лл. 9, 12.

22.   Указ, документ, л. 10.

23.   Указ, документ, л. 23.

24.   ГА РФ, ф. 3316, on. 26, ед.хр. 173, л. 14-15

25.   ГА РФ, ф. 3316, on. 26, ед. хр. 173, лл. 6, 14-15.

26.   Академия архитектуры СССР, 1933, № 6. - С. 4.

27.   Архитектура СССР, 1933, № 6. - С. 4.

28.   Об архитектурном образовании. Постановление ЦК ВКП(б) от 14 октября 1933 г. // Справочник партработника – 1934 – вып. 8 – С. 446

29.   О реорганизации архитектурного образования. Постановление Правления ССА от 5 декабря 1933 г. – РГАЛИ, ф. 674, оп. 1, д. 7, л. 133

30.   Академия архитектуры , 1934 - № 1-2

31.   ГА РФ, ф. 3316, оп. 27, д. 460, л. 2

32.   Опочинская А.И. Из истории советской науки об архитектуре. (Всесоюзная академия архитектуры) // Советское искусствознание – 1986 – вып. 20 – С. 271-300

33.   Академия архитектуры, 1935 - № 5

34.   Опочинская А.И. Указ. соч.

35.   См. документы, опубликованные в кн.: Наше наследие в эпистолярном жанре с краткими комментариями Юрия Мурзина (составитель Ю.М.Мурзин) – М.: 2006 – С. 15-24

36.   Андрей Константинович Буров. Письма. Дневники. Беседы с аспирантами. Суждения современников. -- М.: Искусство, 1980 – С. 85

37.   Постановление. СНК СССР от 5 февраля 1936

38.   РГАЭ, ф. 293, оп.1, д. 5

39.   РГАЭ, ф. 293, оп. 1, д. 8

40.   Азизян И.А. Мастерская монументальной живописи: поиски живой связи искусств. // Российская академия архитектуры и строительных наук: предыстория, традиции, преемственность. – М.: 1996 – С. 74 -85

41.   Опочинская А.И. Из истории советской науки об архитектуре (Всесоюзная академия архитектуры) // Советское искусствознание – 1986 – вып. 20 – С. 271-300

42.   Только в первый прием поступило 66 человек. - Академия архитектуры, 1936. № 1. с. 79.

43.   Кабинет планировки и садово-парковой архитектуры возглавлял В. Н. Семенов (с 1936 года с некоторым перерывом — Л. А. Ильин); архитектуры жилых и общественных сооружений и внутреннего оборудования — Г. Э. Мейер (до 1936); промышленных сооружений — И. С. Николаев; сельскохозяйственной архитектуры — А. Кандахчеан; строительной техники — А. В. Кузнецов; теории и истории архитектуры — И. Л. Маца.

44.   10 лет Академии архитектуры СССР: Материалы к VI сессии Академии архитектуры СССР. — М., 1944

45.   Наши задачи. — Академия архитектуры, 1934, № 1—2, с. 4, 5

46.   Академия архитектуры, 1934, № I—2; 1935, № 1—2; 1935, № 3; 1935, № 4; 1936, № 2; 1936, № 5.

47.   Академия архитектуры, 1934 - № 1-2

48.   10 лет Академии архитектуры СССР, с. 84

49.   Архитектурная книга за XV лет. - М., 1949.

50.   Архитектурная книга 1932 - 1988гг., сост. И.Комарова. - М.: Стройиздат, 1989. - С. 7

51.   10 лет Академии архитектуры СССР, с. 9

52.   Сообщения Института градостроительства Академии архитектуры СССР – вып. 1 – М. : 1940

53.   Академия архитектуры СССР. Сообщения Кабинета теории и истории архитектуры. — М.: 1940 - вып. 2

54.   Былинкин Н. П. Развитие архитектурной науки в СССР. // Строительство в СССР. 1917 – 1957 Материалы III сессии АСиА - М.: 1957 - С. 731.

55.   Подвиг тыла. Документы, материалы газет и радио военных лет, дневники, письма, воспоминания. - М.~ 1970 - С. 89

56.   Мордвинов А. Г. , Кузнецов Г. Ф. Какие дома надо сейчас строить. // Правда - 1942 - 26 марта.

57.   Хазанов Д. Б. Традиции среднеазиатского монументального зодчества в практике современных узбекских мастеров-строителей. - Дисс. канд. арх. - М.: 1947.

58.   Рабинович А. И. Тонкостенные кирпичные своды двоякой кривизны. // Сообщ. Инст. Строит. техники Академии архю СССР. - вып. 11 - М. : 1944.

59.   Академия архитектуры СССР. Материалы V сессии.- Чимкент: 1942

60.   Щусев А. В. Проект восстановления Новгорода. // Вопросы восстановительного строительства. Материалы VI сессии Академии архитектуры СССР. - М.: 1945 - С. 30-31.

61.   Волчок Ю.П. Теория архитектоники в стенах Академии. // Российская академия архитектуры и строительных наук. Предыстория, традиции, современность. – М.: 1996 – С..52-64

62.   Академия архитектуры СССР. Научно-исследовательская работа в 1945 году. - М., 1946; Президиум Академии архитектуры Союза ССР. Сообщения. Ноябрь 1946.

63.   ф.293, оп.1, д.Ш, лл.7-9

64.   ф.9432, оп.1, д. 16, л. 175

65.   ф.293, оп.1, д. 75, лл.56-58

66.   ф.293, оп.1, д.211, лл.28-32

67.   ф.293, оп.1, д.211, л.29

68.   ф.293, оп.1, д. 73, лл.45-46

69.   ф.293, оп.1, д. 181, лл.35,38,60

70.   ф.293, оп.1, д.211,л.ЗЗ

71.   ф.293, оп.1, д. 181, ля.72-72 об.

72.   ф.293, on. 10, д.8, лл.70-71 об.

73.   ф.9432, оп.1, д. 11, лл.60-61

74.   ф.9432, оп.1, д. 16

75.   ф.293, оп.1, д.211, л.34

76.   ф.293, оп.1, д.210, л.1

77.   ф.293, оп.1, д.210,лл.30

78.   ф.293, оп.1, д.264, лл.18,44,129

79.   ф.293, оп.1, д.264, л.182

80.   Косенкова Ю.Л. Советский город 1940-х – первой половины 1950-х годов. От творческизх замыслов к практике строительства. – М.: УРСС, 2000

81.   Подробнее об этом см: Косенкова Ю.Л. Советский город 1940-х – первой половины 1950-х гг. От творческих замыслов к практике строительства. – М.: УРСС, 2000

82.   Алабян К. С. Два вопроса архитектурной теории. // Советское искусство - 1947 - 7 октября.

83.   Советскую архитектурную науку - на высшую ступень. // Советская культура - 1947 - 27 декабря.

84.   РГАЭ, ф. 293, оп. 1, д. 202, лл. 1-20.

85.   РГАЛИ, ф.674, оп. З, д.107, лл.189-190.

86.   Там же, лл.158~161.

87.   РГАЭ, ф.293, оп.1, д.500,лл.328 -331.

88.   Алабян К. С. Архитектурная практика в свете решений ЦК ВКП(б) о литературе и искусстве. — В кн.: Архитектура СССР. — М., 1947, вып. 14.

89.   Симонов Г. А. Архитектура в связи с критикой оперы «Великая дружба». // Архитектура и строительство – 1948 - № 3 - С. 1; На собрании актива московских архитекторов. // Архитектура и строительство – 1948 - № 4; О книге «Градостроительство». // Архитектура и строительство – 1948 - № 5; Разоблачить носителей буржуазного космополитизма и эстетства в архитектурной науке и критике. // Архитектура и строительство – 1949 - № 1 - С. 1 и др.

90.   РГАЭ, ф.293, оп.1, д.500.

91.   РГАЭ, ф.293, оп.1, д.549, л.34.

92.   РГАЭ, ф. 293, оп. 1, д. 563, л. 12

93.   Там же, л.41

94.   Против формализма в архитектурной практике и науке. На собрании действительных членов, членов-корреспондентов и актива Академии архитектуры СССР. — Архитектура СССР, 1954, № 10, с. 38-40

95.   РГАЭ, ф. 293, оп. 1, д. 563, л. 10

96.   Здесь и далее цитируется по стенограмме ХIII сессии: РГАЭ, ф. 293, оп. 1, дд. 592, 593

97.   Вопросы теории архитектуры. М.: 1957, вып. 2

98.   Парусников М. Актуальные вопросы развития архитектуры. // Архитектура СССР – 1955 - № 10 – С. 21-25

99.   Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. – т. 4 – М.: 1963 – С. 267

100.Власов А. В. Основные задачи науки в области строительства и архитектуры в свете современных требований. Второй всесоюзный съезд советских архитекторов. Дневник съезда. // Архитектура СССР – 1956 - № 1 - С. 6.

101.Строительство в СССР 1917-1957. Материалы III сессии АСиА СССР.– М.: 1957 –С. 195-264

102.Вопросы теории архитектуры – вып. 6 – М.: 1960

103.Там же, С. 5

104.Володин П. Объективные основы становления социалистического архитектурного стиля. (Глава IХ расширенных тезисов труда «Основы теории советской архитектуры») // Архитектура СССР – 1959 - № 5 – С. 45-48

105.Абросимов П., Ходжаев Д. Некоторые вопросы творческой направленности советской архитектуры на современном этапе. // Архитектура СССР – 1961 - № 2 – С. 5-9

106.Важнейшие научные проблемы развития советского градостроительства. // Архитектура СССР – 1961 - № 2 – С. 1-4

107.Богданов Л.С. Архитектурно-теоретическая концепция плана города в ее историческом развитии. – М.: НИИ градостроительства и районной планировки, 1963 /Рукопись/

108.Баранов Н. Архитектурно-художественные вопросы градостроительства. // Архитектура СССР – 1960- № 11 – С. 13-19

109.Богданов Л.С. Указ. работа, С. 655-656

110.Богданов Л.С. Указ. соч.

111.СА СССР. Материалы к отчету Правления СА СССР за 1961-1964 гг. – М.: Стройиздат, 1965.

112.Баранов Н. Важное направление творческой деятельности градостроителей. (Планировка и застройка центров городов). // Архитектура СССР – 1964 – № 4 – С. 25-32

113.Решения партии и правительства по хозяйственным вопросам. – т. 5 – М.: 1968 – С. 280